— Господин барон перестарался, — заметила дама Бенуат, кивнув на гвоздики, руки ее в это время водили по длинным волосам Лоренцы шелковым платком, чтобы они заблестели еще ярче, — к завтрашнему утру у наших молодых разболятся головы.
— Отворят окно, и не разболятся, — улыбнулась герцогиня.
— А с открытым окном они простудятся!
— Что за глупости, Бенуат, — покачала головой Кларисса. — Как мне известно, любовь — лучшее согревающее средство! А теперь ложитесь-ка в постель, моя дорогая.
— С вашего позволения, я предпочла бы дождаться моего супруга здесь!
Нет, Лоренца вовсе не опасалась, что Тома набросится на нее, как когда-то набросился де Сарранс, но инстинктивно избегала всего, что напоминало бы ей прошлое. Ее уже раздели, и она была в тонкой кружевной рубашке и шелковом белоснежном халате, который не составляло никакого труда сбросить. Отражение в зеркале говорило ей, что она необыкновенно хороша, и ей хотелось до последнего мига не разувериваться в этом. Она стыдилась своего тела. Не потеряв девственности, оно было истерзано хлыстом! И Тома видел его окровавленным, в ранах, посиневшим от холода, когда вытащил Лоренцу из реки! Еще и поэтому ей не хотелось торопиться, предлагая свое тело молодому мужу...
— Почему бы и нет, в конце концов, — уступчиво откликнулась герцогиня. — В старинном обычае укладывать молодую в кровать и обнажать ее прелести есть что-то... нечеловеческое, вы согласны со мной, Кларисса? Беленькая гусочка на блюде, которую предлагают съесть!
— Пожалуй, я с вами соглашусь, — со смехом отозвалась графиня.
— Я думаю, что нам пора пожелать Лоренце доброй ночи, пока мы не начали вспоминать всякие неприличности!
Дамы по очереди поцеловали Лоренцу, желая ей счастливой ночи, и вышли, продолжая смеяться, невольно погрузившись в игривые воспоминания, связанные с их юностью. Их веселое настроение окончательно успокоило Лоренцу. Если Кларисса может так весело смеяться, значит, приезд королевского посыльного, который, возможно, вовсе и не королевский, ее не встревожил. Она слишком любила племянника, чтобы остаться безучастной, если бы ему грозила опасность...
Лоренца поднялась со своего места и подошла к окну. Как оказалось, оно смотрело на пруд. В свете месяца серебристый, без единой морщинки, пруд казался зеркалом, светящимся безмятежным покоем. Лоренца загляделась на серебро воды и подумала, что теперь каждый вечер будет наслаждаться его безмятежностью. Совсем другую картину видела она вчера вечером со своей башни!.. Пруд будет ей другом, решила она. Ночь становилась морозней. Зябко поежившись, Лоренца поспешила к камину и протянула руки к огню, торопясь согреться. Отведя глаза от огня, она увидела Тома, который стоял у двери и пристально смотрел на нее.
Он любовался Лоренцой молча, не проронив ни слова.
— Вы давно здесь?
— Минуты две или три. Стараюсь убедить себя, что вы существуете на самом деле и не исчезнете, как видение, с первым лучом солнца.
— Нет, я не видение, и в вашей власти увериться в этом. Почему вы не подходите ближе?
— Потому что мне кажется, что вы не так счастливы, как я. Ведь я и надеяться не мог на такое счастье. Скажите же мне, что вас заботит.
— Идите ко мне, — прошептала она, протянув к нему руки. — На самом деле я счастлива так же, как вы. О! Тома! Что было бы, если бы господин де Беллегард не приехал к нам со своей свитой и подарками короля?
— Вы хотите знать, повиновался бы я приказу Его Величества? Мог ли незамедлительно последовать за его посланцем, так и не заключив вас в объятия? Спрашиваете, потому что напуганы письмом с угрозой? Нет, я не поехал бы, но дело не в угрозах. Я солдат, и мой долг быть верным и преданным королю. Но я мужчина, Лоренца... и я люблю вас! Расстаться с вами этой ночью было бы выше моих сил!
Он взял ее руки и поцеловал с таким жаром, что Лоренца невольно затрепетала. Страсть палила его огнем, но Тома всеми силами обуздывал ее. И Лоренца знала, что если она сейчас попросит оставить ее одну, Тома немедленно удалится, как когда-то обещал ей, несмотря на адские муки плоти. Недаром он пришел к ней не в халате, накинутом на голое тело, как это сделал старый де Сарранс, а одетый, сняв только один камзол.
Лоренца мягко отняла свои руки, Тома поднял на нее глаза, в которых она увидела внезапно появившуюся боль, но она ему улыбнулась и развязала бант, который удерживал у нее на плечах халат. Белый шелк соскользнул к ногам, она переступила через него и приникла к груди Тома, ощутив крепость и мощь его мускулов. Тома вздрогнул. Лоренца спустила с плеч и кружевное облако, но не успела вновь приникнуть к любимому, — он встал перед ней на колени и стал целовать ее ноги, живот, грудь, поднялся, покрыл поцелуями шею и прижался губами к ее губам. Одной рукой он поддерживал Лоренцу, а другой нежно ласкал ее. Он понес ее к постели уже истомленную, отвечающую тихими стонами на его поцелуи. Продолжая ее целовать, он разделся и теперь уже прижался к ней всем своим телом, и опять ласкал ее и томил, прежде чем, наконец, войти в нее. Краткая боль исторгла у Лоренцы только счастливый стон, так нежно, сдерживая свое желание, любил ее Тома.
Не разомкнув объятий, они уснули только на заре.
В эту ночь Лоренца узнала, что телесная любовь может быть несказанной сладостью, а не отвратительным, мучительным испытанием и что рядом с Тома ночи будут еще прекраснее, чем дни. Когда ее молодой муж уехал вместе с главным конюшим, повинуясь странному приказу короля, Лоренца почувствовала мучительную боль, словно они и впрямь стали отныне единым существом. Она знала, что любит Тома всем сердцем и ничто в мире не может разрушить ее любовь.
Дождавшись появления молодых, Кларисса незаметно наблюдала за ними. Темные круги под прекрасными глазами, руки, которые постоянно искали встречи и с трудом расставались, сияющее лицо Тома сообщили ей больше доверительных признаний и, если она заглянула в брачный покой, который еще не успели прибрать, то только для того, чтобы подтвердить свою уверенность в том, что Лоренца вступила в брак невинной. Кровь на простынях подтвердила ее уверенность. Оставалось только ждать плодов столь счастливого союза, а они могли обнаружиться и не через такое уж долгое время, и при этой мысли на глазах Клариссы заблестели слезы счастья. Она поспешила в домовую часовню, желая скрыть свое волнение и поблагодарить Бога Отца, Сына и Святого Духа, Деву Марию и всех святых за то, что они послали счастье молодой паре вместо той беды, которой могло бы все обернуться. Кларисса и сама очень любила мужа и на собственном опыте знала, что такое удавшийся брак, поэтому, помня об ужасном письме, которое ураганом влетело в их праздничный дом, поклялась, что будет всеми силами оберегать новорожденное семейное счастье.
Сотворив молитву и осенив себя крестом, она поднялась с колен и направилась к выходу, но вдруг застыла на месте. Остановила ее неожиданная картина: Губерт, преклонив колени на скамеечку и опустив низко голову, молился! А она чуть ли не до сегодняшнего дня с печалью задавалась вопросом: верит ли ее брат в Бога? В церковь он ходил лишь на панихиды, венчания, крестины и благодарственные молебны, не переступая даже порога их домовой часовни, к великому огорчению отца Фремие, их духовника. И вот сегодня ее брат в часовне и молится! Какая радость!
