это нужно.
— Вернешься?
Вернуться? Смотрю на него в упор.
Говорю резче, чем задумывала:
— Нет.
— Почему?
— Не люблю.
Не люблю. Это, возможно, не так жестко, как «не люблю тебя»…
Он никогда не цеплялся к словам, но разъяснять все равно любил.
Так и сейчас:
— Почему тогда?..
…дала? Давала?
— Не знаю.
Какая теперь разница. Но… поняла как раз.
Не знаю. Мне кажется, Миха редко слышал от меня эти два слова в сочетании. Не слышал никогда. Наверно, теперь ему нужно разобраться, что с ними делать и делать ли вообще что-то еще. Чувствую, мне и правда самой придется разбираться и с люстрой, и с панно.
Миха уходит. Я не прислушиваюсь к его удаляющимся шагам — они звучат сами по себе, создают настроение.
Я чувствую это настроение только, когда оно проходит, а проходит оно от того, что в этот самый момент мне звонит Рик.
Ах да, думаю, был там еще и такой.
А он — мне так, с налету, рыча:
— Добивалась чего-о?!
Я — в тон ему, не рыча, правда:
— Узнал ка-ак? Следил?
— Кто он?
— Муж. Экс.
— Блять. Че еще за секс. С «экс».
Не собираюсь давать ему пояснений. Не собираюсь никому давать пояснений — ни себе, ни бывшему мужу, ни, тем более, этому. Тоже мне, нашелся.
Ну, в общем, не собиралась, но как-то само рвется наружу:
— Да? А я тебя о чем-нибудь спрашиваю? Хочешь, спрошу?.. Молчишь?..
— Я еду к тебе.
Сбрасывает. Интересно, если я перезвоню и скажу, что уезжаю на работу и у меня нет времени, это его остановит?
Вспоминаю, как мы с ним познакомились и решаю, что, наверное, нет.
***
На фига приехал?..
Ты за вещами?..
Соскучился?..
Перебираю это в уме, как возможные варианты приветствия.
Раз обещал — приедет, хоть только что его обещание было больше похоже на угрозу.
Пусть ни на какую работу мне сегодня уже не надо — меня ждет Рози. И все-таки я не сваливаю. Нельзя сказать, что жду его приезда, но — во-первых, это мой дом и приезжаю, и уезжаю я, когда захочу. Приедет он — пусть гонит назад ключи. Во-вторых, подумает еще, что я от него сбежала, испугалась его рычания — а вот это уж ни за что. В-третьих — да вот они, его шаги, уже звучат на лестничной площадке. И я, кажется, жду его все-таки.
Возможно, все это время я крепилась, работала над собой, вернее, самой себе врала, но, когда он, даже не позвонив, открывает и появляется в дверях, предатель-мускул у меня в груди делает скачок. Всего один, зато такой, что я сжимаю кулак, только бы непроизвольно не хватнуться рукой за сердце.
Явился.
— Привет.
Только что по телефону рычал смелее и злее гораздо — остыл по дороге?
На улице, конечно, холодно и все-таки — ему-то после чего остывать? На что он вообще злится?
— Я его видел. На хера он ходит к тебе?
Ажиотаж, вызванный во мне его появлением, подбивает ляпнуть ему:
«Трахаться. Ко мне все ходят только трахаться — или ты забыл?»
Но ничего такого я ему не говорю. Смотрю на него, будто впервые вижу его взъерошенную личность.
Невольно блуждая по нему, мой взгляд спускается вниз к его рукам: правую он сжал в кулак, левой гладит кресло, возле которого стоит, сам смотрит на меня, не мигая и допытывается:
— На хера ты спишь с ним?
В глазах его мелькает серое, затравленно-жалобное. Почти жалобное. Больной. Значит, такая у него ревность?
Если не знать его хоть немножко, могло бы показаться, что сейчас его накроет маниакальный псих и он бросится бить и гладить меня в соответствии с позициями рук.
Но псих накрывает не его, а меня. Точнее, это даже не псих, а волна возмущения, в которой отчаявшимся парусником бесследно тонет первоначальный ажиотаж.
Возмущение захлестывает меня, когда осознаю: да, я сохла по нему, я ждала. Я голову ломала все долбаные, пандемически-болезненные праздники: где он, с кем он?..
Сломалась, сорвалась на Миху — больше и сорваться-то было не на кого. А все из-за кого — вот этого?!..
И вот он здесь, чтобы предъявлять мне. При этом на меня ему насрать, как и раньше.
«Ты будешь задавать мне вопросы?!» — вопят ему в негодовании мои глаза. «Ты кто такой вообще, откуда взялся?»
Да от него… этого… так и несет чужой бабой… той горбоносой сукой… блин, ревную, что ли…
— Тебя не спросила, — отвечаю. — И не спрошу. А ты — давай, спроси еще. Ну?!
Меня до крови кусает взгляд-номер-не-знаю-сколько, кусает так, как будто хочет прокусить до мяса. Только что с Михой я дрейфовала в полусонном штиле посреди моря ледяных недо-эмоций. Сейчас меня подхватывает девятый вал, но не топит — поднимает в грозовое небо.
Рик разжимает кулак и сдвигается с места. Не знаю, хочет ли сказать мне что-то или просто так — меняет точку опоры. Меня подхлестывает его разъяренное молчание. Я чувствую теперь, насколько упиваюсь его ревностью, наслаждаюсь происходящим.
«Допинываю» его:
— И не хер сюда соваться, когда меня нет дома!
Рик оскаливается с таким же негодованием, как я только что, и даже покачивает головой, будто ушам своим не верит.
Я непреклонна, и он разворачивается и уходит.
— Иди, иди!..
Хочу ли крикнуть ему вдогонку или кричу на самом деле, а он — хлопает ли дверью или это все сквозняк?..
***
Остаюсь одна и тут только чувствую, как колет в горле и как спирает дыхание от скачущего, должно быть, пульса.
Мне почти весело, когда наливаю себе на кухне стакан воды — как будто в
