пару дней, надо сказать, совсем не по-детсадовски.
Но вот дальше поцелуев и нежных касаний разгоряченной кожи под легкими летними одеждами дело не шло. Словно что-то сдерживало нас, и мы не могли сделать последний шаг навстречу друг другу.
… И вот, мы у самой линии прибоя, и тихая ночная вода с легким шелестом осторожно перебирает мелкую, поблескивающую в свете встающей луны гальку. Лунный штиль.
Мы одни на маленьком пляже у подножия высокого обрывистого берега, на добрую сотню метров вдающегося черной неровной стеной в подернутое легкой рябью распростертое перед нами бескрайним серебристым ковром море. И в нескольких десятках метров от нас, в этой черной стене, десятиметровым светящимся окном в волшебный мир, заполненный подрагивающими, словно живыми лунными лучами — великолепная арка Грота Дианы.
Мы садимся на расстеленную мною на гальке подстилку, Верочка заворожено разглядывает фантастическую картину, раскинувшуюся перед нами. Потом переводит на меня широко распахнутые глаза, отливающие даже в полутьме изумрудным светом, крепко обнимает, целует, а потом шепчет на ухо: «Люби меня!». И мы забываем обо всем на свете, мы больше не видим море, звезды, скалы. Мы забываем кто мы, где мы.
Влажный жар поцелуев, шелест сбрасываемой одежды, бесконечное страстное желание.
А через мгновенье (через минуту? через час?) уже струится прекрасный узор из движения тел, смешения душ, вскриков и лобзаний — игра стихий, танец энергий. Вихри, вспышки, безвременье, безмирье …
А потом я сажусь рядом с ней, глажу ее по животу, по бедрам, склоняюсь, и осторожно ласкаю языком ее прекрасную грудь, едва прикасаясь губами к набухающим соскам…
А потом она что-то рассказывает мне о каком-то красном свете, о крови, а потом мы снова любим друг друга
Галатея… Ее тело совершенно. Нет, не правильно. Конечно же, не бывает ничего совершенного в этом мире. Ее тело было просто … фантастично.
Умопомрачительная линия бедра, нежные формы аккуратной девичьей груди, изящно откинутая за голову белая рука…
Ее тело сводит с ума, волнует даже в неверном свете неполной восходящей луны.
Галатея обворожительна! Недаром это, случайно вырвавшееся у меня слово, стало ее нарицательным именем: Вера прекрасна, как античная статуя. Обнаженное тело отливает мраморными теплом, гипнотизирует.
Мои губы покрывают подрагивающую кожу горячими поцелуями.
Я поднимаю голову и смотрю на лунный серп, который вдруг становится мутным, начинает дрожать и метаться по ночному небу. Это непонятно откуда взявшиеся слезы, словно прорвав невидимую плотину, безостановочно наполняют мои глаза, прокладывают жгучие дорожки по щекам, растворяют реальность в расплывчатой пелене невыносимого счастья обладания. Может ли счастье обжигать душу и сердце?! Оказывается, может, если оно так велико…
6. Она
— Ты можешь бояться меня, бороться со мной, можешь любить или ненавидеть меня — все это будет одинаково значимо. Для меня. А для тебя это будет — не удивляйся! — выбором судьбы. Ведь я — сама Жизнь. Я не хорошая и не плохая. Я Красная. Я кровь. Кровь — могучая, нереально могучая сила! Нет крови — нет жизни. Девочка понимает, что может дать жизнь, когда у неё начинает идти кровь, и она становится девушкой. Дать новую жизнь… только вдумайся! И женщиной девушка становится тоже через кровь. Жизнь отнимают убийцы, выпуская кровь, и спасают врачи, делая операции по локоть в крови. Каждый новый человек приходит в этот мир, измазанный кровью. Жертвы богам и духам приносят кровью. Смертельную обиду искупают кровью, самые верные клятвы дают на крови… И всегда — слышишь! — всегда самому важному, самому прекрасному, самому значимому, всему, что оставляет следы в твоей душе, — сопутствует боль. Рождение, смерть, любовь, счастье, потеря девственности, оргазм … это всё боль. Вспомни, представь, пойми — она прекрасна!
Так говорила я, медленно перебирая пальцами его волосы, когда, утолив первую жажду, мы распластались на мягкой и теплой гальке. Его горячая голова лежала на моем животе, ослабевшими руками он обхватил меня за бёдра, не в силах оторваться от естества, еще не остывшего от недавней страсти. Какой он смешной и … милый!
Сначала я говорила тихо и медленно, затем голос мой окреп. Новая волна желания стала подниматься во мне, и я горячо зашептала, крепко схватив его за волосы:
— Не бойся меня, не бойся боли и крови, не бойся жизни … Иди ко мне… иди ко мне… давай летать! Я заберу тебя! Ты не пожалеешь!
Он вздрогнул. В его глазах, затуманенных страстью, на мгновение вспыхнул беспокойный огонек, но тут же погас, когда мои волосы опутали его плечи, мои руки и ноги оплели его молодое и сильное тело, а мои губы жадно впились в его губы.
И вот… Как странно… Какое-то новое — или забытое? — чувство…
Я умираю? Я умерла?
Я будто распалась на атомы: я не могу пошевелить рукой или ногой, не могу даже открыть глаза. Я словно превратилась в двухсотлетнюю старуху, трухлявый пень без корней и ветвей …
Осколки мыслей и смутных воспоминаний хаотично роятся в голове и никак не хотят складываться в реальную картинку.
Это было вчера. Или год назад?
Этот парень из института со странным взглядом. Его зовут Кузьма. Он увидел белую бабочку. Он берет меня за руку, ведёт гулять в парк. Дежавю. Ощущение томительно долгого узнавания. Мне никак не удается сосредоточиться и вспомнить, откуда я его знаю. Мне кажется, что каком-то сне, в какой-то жизни я уже была с ним — не то союзницей, не то врагом. Но он — мой. Близкий, теплый, ласковый. И есть в нем удивительная харизма, которая сводит меня с ума. И есть еще что-то между нами, далекое и тревожащее душу…
А потом было прекрасное ночное море, чудесный грот, встающая луна, теплая мокрая галька, страсть… Ах, какая нестерпимо сладкая страсть!!! Я счастлива, впервые в жизни я по-настоящему счастлива! И даже ночной полет с Волком не сравнится с этим чувством.
А потом я рассказываю ему о Красном Свете.
А потом что-то происходит.
Мы с ним выходим на какую-то поляну.
И вот… С первых объятий пространство вокруг нас сгустилось, наэлектризовалось. И в душе словно вспыхнули, ударили яркие молнии. А потом…
Мягкая трава, дрожащие руки, расстегивающие мою блузку, нетерпеливые объятия, горячие мягкие губы. Сумасшедший, мы же в парке! Или на пляже? Еще мгновенье, и заструился прекрасный узор из движения тел, смешения душ, вскриков и лобзаний — игра стихий, танец энергий, вихри, вспышки, безвременье, безмирье …
А потом он садится рядом со мной, гладит меня по животу, по бедрам, склоняется, и осторожно
