чтобы результат был другим, но не могу винить тебя за намерения.
Его взгляд снова упал на лунный клинок, наследственный эльфийский меч, которому каждый носитель мог добавить одну волшебную силу. Для матери Эрилин меч создавал волшебные врата между миром её человеческого любовника и далёким эльфийским островом Эвермит. Это привело к трагедии для всего эльфийского народа, и много лет спустя стало причиной долгой цепи событий, которые привлекли к Эрилин внимание арфистов Глубоководья. Даниле поручили за ней следить. В ходе этой миссии между ним и Эрилин возникли собственные узы: доверие, дружба и нечто более глубокое и бесконечно более сложное, чем любовь. Эрилин уступила Даниле право на лунный клинок и его силу. Этим поступком она нарушила многовековые традиции, согласно которым только истинный наследник мог владеть лунным клинком. Сама того не зная, она обрекла Данилу на вечную службу волшебному мечу.
Данила с радостью заплатил бы за их связь такую цену, но такого выбора ему не предоставили. Столкнувшись с результатом своего поступка, Эрилин поклялась освободить друга от невольной службы. Сделав это, она разрушила загадочную эльфийскую связь между ними. Когда эта связь прервалась, меч даровал Эрилин другую силу.
Теперь лунный клинок предупреждал её, когда лесному народу требовалась помощь героя. В лесах Фаэруна было разбросано немало небольших групп эльфов, и многие из них подвергались опасностям и лишениям. Эрилин снились тревожные сны, а её меч светился зелёным светом чаще, чем гас. Хотя она понимала, что у неё всего лишь один меч, и что она не может успеть к каждому попавшему в беду эльфу, призыв был слишком силён, чтобы не обращать на него внимания. Эльфийка была связана с лунным клинком узами души. С тех пор она почти постоянно находилась в пути и не могла жить иначе.
- Ты делаешь то, что должна, - мягко сказал Данила. - А у меня были обязанности здесь. Но больше меня ничто не держит в Глубоководье. Нет причин, по которым мы не могли бы путешествовать вместе.
Но причины были, и они оба об этом знали. Эрилин была странностью для лесных эльфов, которые редко имели дела с чужаками среди своего народа, а тем более с лунными эльфами с человеческой кровью. Но тем не менее, в глазах лесных эльфов она стала частью многовековой легенды о лунном клинке, которым владела. Тем самым Эрилин наконец достигла того, к чему стремилась всю свою жизнь: быть принятой эльфийским народом. Ни одному человеку такого не добиться.
- Да, совсем никаких причин, - не слишком уверенно отозвалась она. Она встретила его взгляд и сумела выдавить грустную улыбку. - Похоже, ты освободился от всех обязанностей, кроме одной. Сегодня ночью ты должен выполнить свои обязательства перед семьёй. Когда этот бал начинается?
Данила прищурился, выглянув в окно. Сумерки уже закончились, и с улиц внизу поднимался слабый свет фонарей.
- Через час, кажется. Если поторопишься, мы как раз сможем по-светски опоздать.
Он подчеркнул последнее заявление хитрой улыбкой.
- А если не будем торопиться, можем опоздать скандально.
- Соблазнительное предложение, лорд Танн, - сказала она строгим тоном, но глаза смеялись. - Мне нравится его дух, но случай неподходящий. Отправляйся без меня, а я присоединюсь, как только смогу. Поскольку это вечер твоей семьи, твоё отсутствие будет замечено и запомнено.
- Леди Кассандра видит всё, - пробормотал он, упомянув внушающую трепет женщину, которая дала ему жизнь и которая железной рукой правила активами семьи Танн.
Сине-золотистые глаза Эрилин засветились суровым, сухим сиянием, какое свойственно воинам, услышавшим имя своего кровного врага.
- Что правда, то правда. Но я уверена, что даже не опаздывая, мы сумеем вызвать какой-нибудь скандал.
- Вот это по-нашему, - одобрительно отозвался он.
* * * * *
До того, как Эрилин вышла из экипажа возле ворот поместья семьи Танн, прошло не больше отведённого на это часа. Просторный, внушительный особняк из белого мрамора занимал почти целый двор в Северном квартале, и каждый клочок его территории гремел и сверкал. Похоже, Данила позволил себе поэтическую вольность, когда говорил об оставшемся до начала времени. Судя по всему, праздник продолжался уже достаточно долго.
Эрилин окинула сцену взглядом прищуренных глаз, как воин, оценивающий возможное поле боя. Хотя Бал Самоцветов был одним из последних торжеств летнего сезона, в этом ярком месте зимние холода и грязь казались далёкими и несущественными. Даже ночной мрак не мог подступиться сюда. Луна, висевшая над островерхими крышами особняка, была полной и яркой, как летняя роза, а в окружающих здание садах парили светящиеся шары, зажигавшиеся и гаснувшие, как огромные разноцветные светлячки. Из открытых окон доносился смех и весёлая музыка.
Эрилин последовала за небольшой группой припозднившихся гостей, проклиная тесные юбки, вынуждавшие её делать мелкие, семенящие шаги. Внутри семейного особняка Танн в главном зале, освещённом светом тысяч свечей, собрались десятки гостей. Танцоры, одетые в яркие костюмы цвета различных драгоценных камней, приседали и кружились в такт музыке. Другие гости пили редкие вина, служившие краеугольным камнем состояния Таннов, или слушали искусных музыкантов, которые, казалось, стояли повсюду. Пары отправлялись в затейливо украшенные альковы и садовые беседки, чтобы собрать последний урожай летних романов.
Зрелище, вынуждена была признать Эрилин, оказалось потрясающим. Этот званый вечер считался главным событием сезона, и купеческая знать постаралась соответствовать. Каждый гость пытался перещеголять других в изысканности наряда, красоте или изяществе манер. Каждый понимал — это подразумевалось! — что в такую ночь всё должно быть идеально. Кассандра Танн, матриарх семьи и один из столпов знатного общества, не удовлетворилась бы меньшим.
Единственная диссонирующая нота, если заливистый смех можно было так назвать, исходила из дальнего угла главного зала. С рождённой опытом уверенностью Эрилин направилась туда.
Данила начал рассказывать о своих злоключениях с любившим загадки драконом, когда Эрилин скользнула в обступившую его толпу. Это был комедийный пересказ, значительно отличавшийся от истории, которую слышала Эрилин. Она сомневалась, что товарищи Данилы, пережившие вместе с ним те мрачные события, узнали бы его рассказ. А может, и узнали бы. Эрилин заметила, что в словах барда часто звучала истина, даже когда он скрывал её за весельем и позолотой.
Она рассматривала человека, который был её партнёром-арфистом и который по-прежнему держал в своих руках её сердце. С первого взгляда Данила казался покладистым и весёлым модником, щедро одарённым природой, удачей и доброй компанией. Он был высок, строен и грациозен, с неплохим лицом и фигурой, и прекрасно чувствовал себя среди пышных нарядов и изысканных манер, каких
