Но, конечно, пока не нырнешь, не поймешь этого».
Глава 4
– Проснись! Проснись, Ренцо! Проснись!
Ренцо открывает глаза.
– Кто это? Что случилось? – спрашивает он хриплым спросонья голосом.
Вокруг так темно, будто глаза у него все еще закрыты. Ренцо даже не сразу понимает, где находится. Лишь спустя несколько секунд до него доходит, что он не у себя дома, а, судя по сырости вокруг, в горном шале, в комнате для мальчиков. Лежит, как колбаса, в спальном мешке, а внутри тропическая жара и девяностопроцентная влажность. Замерз только кончик носа, единственная выступающая часть тела.
Тут Ренцо узнает голос – это Филиппо. Наконец он вспоминает: рядом спит Лоруссо. Они лежат вплотную, чуть ли не друг на друге, так близко, как если бы спали в одной кровати.
– Блин, да ты лягаешься! – шепчет Филиппо, чтобы не разбудить остальных.
– Правда? Извини.
– Кошмар приснился?
Все тот же, который он видит уже несколько месяцев подряд.
Даже не кошмар – воспоминание.
Ренцо с Кьярой списались и договорились встретиться на заброшке – заброшенной промзоне. За несколько недель до этого они выбрали подходящее место для финальных съемок, нашли самый убитый цех с наполовину обвалившимся потолком, выбитыми стеклами и кучами облупившейся штукатурки повсюду. Идеальное место для новой хореографии Ренцо.
Кьяре никогда не нравился хип-хоп, она обожает регги, растафарианские мотивы. Но они с Ренцо были тогда лучшими друзьями, и, чтобы помочь ему, Кьяра могла пожертвовать чем угодно. Она занималась съемками, была его режиссером и помогала с монтажом. Она умела сводить, обрабатывать, делать выборку – одним словом, работать с отснятым материалом.
Прежде чем начать запись, друзья просмотрели уже отснятое, стоя посередине грязного заброшенного цеха:
• комната в гостинице;
• пианист за фортепиано;
• эстакада;
• в замедленном действии мчатся автомобили;
• кадр из машины, несущейся по пустой трассе;
• Ренцо идет по пустынной улице;
• из фабричной трубы валит дым;
• Ренцо пристально смотрит в камеру, разворачивается и скрывается в переходе под железнодорожными путями.
Все было готово к съемкам. Свет падал как надо. До этого они долго топали по полу, чтобы поднять пыль. Против солнца создавался эффект дрожания камеры.
– Встань туда. Правее. На три четверти. Да не туда! Вот так. Поверни голову…
Ренцо во всем повиновался Кьяре. Он ей полностью доверял. Но Кьяра заметила: что-то идет не так.
– Ты выпил, что ли?
– Чуть-чуть…
– Чуть-чуть? Да ты пьяный в стельку.
– И что? В свободной стране живем.
– Слушай, если ты нажрался, мне все равно. Только как ты теперь танцевать будешь?
– Ты мне не мать!
– Нет, но…
– Вот и отстань!
– Давай только без твоих истерик! От тебя так разит, что, если зажигалку подставлю, ты огнем плеваться начнешь. Какой смысл снимать сейчас, если на ногах не держишься?
– Я справлюсь.
Кьяра усмехнулась. С телефона заиграла музыка. Ренцо сделал несколько движений. Кьяра начала осторожно снимать, обходя Ренцо по кругу и не переставая смотреть ему в глаза. Вдруг он застыл. Кьяра остановила запись:
– Что случилось?
– У меня идея. Давай залезем туда.
Ренцо указал на площадку метрах в десяти над землей, наверху сильно обветшавшей от времени лестницы. Все вокруг нее было разворочено. Провис даже поручень. Лучи заходящего солнца проникали сквозь обвалившийся потолок прямо на площадку.
– По-моему, это опасно.
– Да не! Пойдем…
Ренцо взял ее за руку, и они начали подниматься друг за другом. Несколько раз он оступился на шатких ступеньках, но равновесие удержал. Только наверху Кьяра заметила, что площадка очень неустойчивая. Поручень провис и там.
– Тут пол от каждого шага сотрясается…
Но Ренцо это не остановило. Он подошел к краю площадки. Его лицо приобрело странное выражение.
– Смотри, как сюда свет падает.
– Ренцо, мне кажется, это плохая затея…
– Да ладно, врубай.
– Нет, Ренцо, пожалуйста, давай спустимся. Я боюсь…
– Врубай, я сказал!
– Ладно, только не кипятись. Что на тебя нашло сегодня? В общем, давай, быстрее начнем – быстрее закончим. Но больше, клянусь, никуда с тобой не пойду, чокнутый ты психопат! Глаза как у полоумного. Тебе самому не кажется…
Ренцо с грустью посмотрел на нее. Она еще никогда не видела его таким.
– Ренцо, ты пугаешь меня…
Он повернулся к полыхающему солнцу и, зачарованный ослепляющим светом, глубоко вздохнул. Один неосторожный шаг вперед, в пустоту – и его руки взметнулись в воздух. Лицо Ренцо исказила гримаса отчаяния, как у человека, который внезапно осознал, что пришел конец, а сделать уже ничего нельзя. Он бешено искал глазами, за что зацепиться, и не находил. Его взгляд был устремлен на Кьяру – та стояла слишком далеко, чтобы ему помочь, но достаточно близко, чтобы увидеть происходящее во всех подробностях.
Охваченная ужасом, не в силах поверить своим глазам, Кьяра словно оцепенела, когда ее лучший друг падал вниз.
Филиппо придвигается к Ренцо.
– Можно спросить кое-что? Я слышал, что тогда, на заброшке, Кьяра столкнула тебя, потому что ты к ней приставал, а она была против…
– Вранье. Филиппо, я – гей, и все это знают. Я никогда не приставал к Кьяре.
– Тогда что у вас там произошло?
– А это уже не твое дело.
– Да, но я столько всего наслушался! Говорят, ты спасся только потому, что грохнулся в кучу мусора и штукатурки.
– Ну да, это правда.
– Моя мама считает, что если бы эта заброшка не превратилась в свалку, то тебя бы уже и в помине не было. А правда, что Кьяра вызвала скорую и решила, что ты умер? И что потом врачи вызвали полицию и она начала расследование?
– Лучше бы люди больше трахались и меньше болтали.
– Да как о таком молчать? Вас даже по телику показывали. Лучшие психологи обсуждали: молодежь то, молодежь се, школа должна была… родители должны были… и бла-бла-бла… Сначала-то все решили, что это Кьяра тебя столкнула. Ей тяжело тогда пришлось. Ты лежал в больнице с переломами, но, поверь, ей было не легче.
– Представляю.
– Ей повезло, что на тебе ни одного ее отпечатка, ни одной ее волосинки не нашли. А как бы она тебя столкнула, не прикасаясь? Она же не джедай! Но почему тогда твои родители и дальше продолжали во всем винить ее?
– Понятия не имею.
– Они уверяли, что ты сказал, типа Кьяра к тебе приставала, а ты ее отшил, вот она тебя и толкнула… Но доказательств не нашли, и все обвинения с нее сняли.
– Я не помню, что происходило в последние секунды. Абсолютный провал в памяти, понимаешь? И вообще, может, до тебя не дошло, но я ни с кем не хочу обсуждать случившееся. С чего ты решил, что прямо сейчас стану говорить об этом с тобой? Дай поспать, а?
– Хорошо, только перестань лягаться, пожалуйста.
– Постараюсь.
Ренцо отворачивается.
– Ренцо?
– Чего тебе еще?
– А правда, что вы с Кьярой с того дня не разговариваете?
– Правда.
– Но вы же были как брат с сестрой…
Ренцо тяжело вздохнул.
– Были. Теперь нет. Спокойной ночи.
Глава 5
Кто-то изо всех сил тормошит Педро.
– Подъем!
– Вылезти из спальника – все равно что вылупиться из кокона в разгар северной зимы, – пускается в философские рассуждения Андреа. – Появление на свет всегда удивительно!
Педро мыслит прозаичнее:
– В такой дубак это еще и адский гемор.
Мороз действительно пробирает до костей. От остывшей на холоде одежды мурашки по телу. Хорошо еще, Эльпиди проснулся раньше и уже растопил печь, поставив греться молоко для завтрака и воду для умывания. Накрытый стол с горой печенья и горячим молоком придает обстановке уюта. Ученики делятся на группы. Кто-то уходит за дровами.
Андреа хлопает Филиппо по спине:
– Здесь выживут только сильнейшие. Мне жаль тебя, Лохуссо…
– Эй!
Ренцо толкает Филиппо локтем:
– Я бы на твоем месте врезал ему как следует.
Паола и сегодня с самого утра ходит недовольная:
– А нельзя было устроить этот эксперимент в отеле со всеми
