Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
Поручик Усвятский и поручик Голуб рьяно взялись за наведение ежели не порядка, то какого-то подобия, а я, воспользовавшись служебным положением, упал на продавленную койку и мгновенно уснул, укрывшись поверх шинели содранной с окна портьерой. Перед тем, как уснуть, я успел отобрать у поручика Усвятского вот эту самую тетрадь с золотым обрезом и спрятать ее в вещмешок.
Следующие несколько дней мы, насколько я могу судить по записям в дневнике, отсыпались. Кормили нас еле-еле, железная печка грела скверно, но после всего на эти мелочи можно было не обращать внимания. Один раз мы, собрав все имевшиеся у нас денежные знаки – получилось, признаться, недурная коллекция от керенок до «колоколов» – направили поручика Голуба на здешнюю толкучку за самогоном. Поручик – самый подходящий для подобных операций человек благодаря блестящему знанию малороссийского наречия и опыту общения с глуховскими пейзанами. Вернувшись очень нескоро, он порадовав нас бутылью чего-то чудовищно сизого, с запахом чуть ли не карболки. Впрочем, поручик Усвятский, вспомнив свою химическую науку, провел визуальный анализ и дал добро, после чего мы продегустировали этот таврийский эквивалент «Смирновской», закусывая таранью, купленной на той же толкучке.
Все эти дни нас никто не трогал, и штабс-капитан Докутович совершенно напрасно бегал каждый день в комендатуру. Четвертого января, насколько можно верить моим записям, у нас в гимназии появились соседи – полсотни нижних чинов и десяток офицеров из 13-й дивизии. Таким образом, слухи о генерале Андгуладзе начали вроде бы подтверждаться, но полной ясности все еще не было. Офицеры сообщили, что в Бердянске уже красные, и что Мариуполь сдан. Екатеринослав, как выяснилось, отдали без боя еще 27 декабря. Впрочем, в 13-й дивизии считали, что командование твердо решило защищать Крым, и оборона будет поручена 3-му армейскому корпусу. А это значит, что оборону возьмет в свои руки Яков Александрович, что само по было себе неплохо.
Все выяснилось 7 января. От этого дня у меня сохранилась подробная запись. Утром кто-то из наших соседей сообщил, что в город прибыл генерал Андгуладзе со своим штабом и расположился в помещении вокзала. Штабс-капитан Докутович тут же поспешил туда, но вскоре вернулся, рассказав, что к генералу его не пустили и велели к шести вечера всем офицерам собраться в зале ожидания. К этому штабс-капитан Докутович присовокупил, что якобы ожидается приезд Якова Александровича. Впрочем, все это были пока еще слухи.
К назначенному времени в зал ожидания набилась где-то сотня офицеров. Вид мы, признаться, имели весьма ободранный, и несколько подполковников и полковников из штаба 13-й дивизии сразу же стали заметны благодаря своим английским шинелям. Сам генерал Андгуладзе оказался пожилым толстяком с неаккуратными усами и мрачным выражением на типично восточном лице. В общем, «капказский человек» с погонами генерал-лейтенанта. Ничего дельного мы от него не услыхали, кроме приказа застегнуться и привести себя в порядок. Повеяло чем-то родным, чуть ли не школой вольноопределяющихся. Мы с поручиком Усвятским переглянулись и, расстегнув шинели – в зале успели надышать – на лишний крючок, закурили невообразимый по крепости самосад, купленный все на той же местной толкучке. На нас покосились, но кто-то понимающе буркнул «сорокинцы» – и нас оставили в покое. Тут генерал Андгуладзе вскочил, дернул короткими ручками и трубным гласом возвестил: «Господа офицеры! Командующий!»
После такого заявления я ожидал, по меньшей мере, самого Антона Ивановича Деникина. Но Антон Иванович, естественно, не появился, а вместо него в зал, сдирая на ходу перчатки, почти вбежал Яков Александрович. Он бросил перчатки на стул, через секунду туда же полетела шинель вкупе с фуражкой. Яков Александрович одернул китель и достал портсигар.
Пока он закуривал, а вслед за ним и остальные, я решал нехитрую задачку о двух действиях. Прежде всего, какой бы Андгуладзе ни был «капказский человек», но устав он знает и называть командира 3 армейского корпуса командующим зря не станет. Действие второе: выходит, Яков Александрович действительно назначен командующим войсками Таврии и Крыма, а значит, мы все-таки будем драться, а не бежать.
Выглядел Яков Александрович неважно и по сравнению с сентябрем, когда я его видел в последний раз, заметно сдал. Лицо было даже не бледным, а каким-то серым, вдобавок, как я заметил, у него все время дергалась щека. В общем, смотрелся он куда старше своих тридцати пяти. Что ж, мы все едва ли помолодели за эти идиллические месяцы. Но тик – тиком, а говорил Яков Александрович спокойно, не повышая голоса, в своей обычной чуть насмешливой манере. Говорил, правда, о вещах совсем не веселых.
Наши войска отступали по всему фронту. Основные силы, в том числе Добрармия, донцы, кубанцы и терцы, уходили на Кавказ. На нашем левом фланге войска Шиллинга и Драгомирова отступали на Одессу и Николаев. В центре, то есть у нас в Таврии, образовалась стратегическая пустота, которую и пытался прикрыть 3 армейский корпус, срочно отводимый к крымским перешейкам. В Крым рвалась ХIII армия красных под командованием господина-товарища Геккера. В авангарде господ большевиков шли уже знакомая нам эстонская дивизия и группа Павлова, между прочим, бывшего офицера лейб-гвардии Волынского полка. Этот Павлов прошлой осенью изрядно отличился под Орлом и теперь спешил за лаврами в Таврию.
А в Крыму обстановка была паршивая. Полуостров заполнили эвакуированные разного чина и звания. Забив порты, они требовали немедленного отплытия – куда угодно, лишь бы поскорее. Войскам несколько месяцев не выдавали жалованья, некоторые части окончательно разложились, перейдя на самообеспечение то есть, попросту к грабежам. Генерал Субботин, отвечающий за оборону, с положением явно не справлялся, а командующий флотом вице-адмирал Ненюков думал только об эвакуации. Ко всему прочему, поднимала голову большевизия в городах и зеленая сволочь в горах.
В этих-то условиях Яков Александрович брал не себя оборону полуострова. Он сообщил, что в его непосредственном распоряжении имеется около трех тысяч человек, но он надеется, что успеет подойти 34-я дивизия из-под Николаева, хотя ее положение сложное – уже сейчас она практически окружена. Мы все переходим в распоряжение генерала Андгуладзе и будем действовать согласно плану командующего. Последнее, естественно, не расшифровывалось.
Все это Яков Александрович изложил нам настолько спокойно, будто находился в учебной аудитории Пажеского Его Императорского Величества корпуса, где он до войны преподавал тактику. Да, преподавательская закваска неистребима, и я проникся чем-то вроде гордости за коллегу.
После Якова Александровича слово взял Андгуладзе, который, произнеся нечто похожее на «умрем-умрем», достал какую-то бумагу и начал читать. Это оказался приказ Якова Александровича от 31 декабря. В основном, он относился не к нам, фронтовикам, а к разного рода тыловой сволочи, которую командующий призывал принять человеческий вид и включиться в организацию обороны. Кое-что запомнилось дословно: «Пока берегитесь, а не послушаетесь – не упрекайте за преждевременную смерть». Это было правильно, но для нас в этом приказе самое большое значение имело то, что ему, то есть Якову Александровичу, приказано удержать Крым, и он это выполнит, во что бы то ни стало. И не только попросит, но и заставит всех помочь ему.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
