Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
ним с криками Хуанчо, он абсолютно ясно посмотрел на мою мать и кивнул ей два раза. Пробормотал нечто, закатив глаза, окинув взглядом весь квартал и окрестности. И сразу исчез за углом. Хуанчо, издав неприличный звук, не последовал за ним, ограничившись угрозами.
А мы вернулись в дом. Жители квартала обсуждали случившееся весь день и целую неделю. Орасио отмыл тротуар, ворча и проклиная дерьмовых негров.
Чего еще ждать в нашем районе, вздохнула мама, опуская жалюзи.
Кто-то, наверно, Хуанчо, откатил тележку на угол улицы Туйути и припарковал ее перед заброшенным домом доньи Риты, которая умерла в прошлом году. Через несколько дней на тележку уже никто не обращал внимания.
Поначалу надеялись, что ее заберет нищий, и никто другой. Однако он не появлялся, и никто не знал, что делать с его пожитками, которые там так и оставались и промокли под дождем. Сырой картон развалился и начал издавать неприятный запах. Воняло и еще что-то, видимо, протухшая еда. Отвратительная вонь не позволяла избавиться от мусора, поэтому тележку обходили стороной. Впрочем, в нашем квартале всегда плохо пахло зеленоватым илом, скапливавшимся у тротуаров, и еще наносило от речушки Риачуэло, когда с ее стороны дул ветер, особенно на закате дня.
Все началось примерно через две недели после появления злополучной тележки. Может, и раньше, но потребовалась череда несчастий, чтобы жители заметили странную последовательность событий. Первым это почувствовал Орасио. У него был небольшой гастроном в центре города, и дела шли хорошо. Но однажды ночью, когда он подсчитывал выручку, вломились неизвестные и отняли все. В пригородах такое случается. А когда в ту же ночь он воспользовался банкоматом, чтобы снять деньги, уже после жалобы в полицию — бесполезной, как и в случае большинства грабежей, в частности, потому, что налетчики были в капюшонах, — обнаружил, что на его счету нет ни одного песо. Орасио звонил в банк, устраивал скандалы, стучался во все двери, грозил убийством одному клерку и добрался до управляющего отделением, а затем и до начальника банковской сети. Тщетно: деньги исчезли, их кто-то вынес, и Орасио мигом разорился. Продал машину, а ему дали за нее меньше, чем он надеялся.
Оба сына Коки лишились работы механиков в мастерской. Причем без предупреждения; хозяин не потрудился объяснить, просто выгнал. К тому же Кока не получала пенсию. В течение недели ее сыновья искали работу, потом потратили сбережения на пиво. Кока залегла в кровать, объявив, что хочет умереть. Семье больше нигде не давали в долг; не осталось денег даже на автобусный билет.
Галисийцам пришлось закрыть свой базарчик. И беды коснулись не только детей Коки и Орасио. Каждый житель квартала вдруг чего-то лишался или терял все. Товары из киоска таинственно исчезли. У таксиста угнали машину. Муж и единственный кормилец Мари, каменщик, упал со строительных лесов и разбился. Девчонки были вынуждены бросить частную школу, так как их родители не могли теперь платить за учебу: отец-дантист потерял клиентов, и мать-портниха тоже, а у мясника из-за короткого замыкания сгорели холодильники.
Через два месяца никто в нашем районе не мог пользоваться телефоном из-за неплатежей, через три — пришлось подворовывать электричество, потому что невозможно стало за него платить. Сыновья Коки занялись уличным промыслом, и одного из них, неопытного, поймала полиция. Другой пропал однажды ночью; вероятно, его убили. Таксист отважился посетить пешком другую сторону проспекта. Там, по его словам, все было в порядке. Даже через три месяца после того, как все началось, магазины отпускали товары в кредит. Но в конце концов и они перестали это делать.
Орасио выставил свой дом на продажу.
Жители запирали двери на старые навесные замки, потому что не было денег ни на сигнализацию, ни на более надежные запоры; в домах стали пропадать вещи — телевизоры, радиоприемники, стереосистемы и компьютеры. Можно было видеть, как некоторые жители тащили бытовые приборы вдвоем или втроем, на тележках или на руках. Несли на продажу с молотка на другой стороне проспекта. Однако некоторые обитатели улицы стали объединяться, и при попытках вломиться в их квартиры угрожали кухонными ножами или пистолетами, если они были. Чоло, зеленщик, владевший лавкой на углу, проломил таксисту голову грилем для жарки мяса. Сначала группа женщин организовалась для раздачи продуктов, оставшихся в морозильных камерах; но когда стало известно, что некоторые из них обманывают и оставляют еду себе, добрая воля улетучилась.
Кока была вынуждена съесть своего кота, а потом покончила с собой. Пришлось пойти в контору социальной службы и просить, чтобы забрали тело и похоронили бесплатно. Один сотрудник захотел узнать подробности, ему все рассказали, и тогда явилось телевидение, чтобы осветить здешние беды, которые погрузили в нищету три квартала. Прежде всего телевизионщиков интересовало, почему соседи, живущие дальше, например в четвертом квартале, не оказывают помощь.
Приходили социальные работники и раздавали еду, но это лишь вызвало новые конфликты. Через пять месяцев даже полиция здесь не появлялась, а те жители, которые еще ходили смотреть телевизоры в витринах магазинов электроники на проспекте, рассказывали, что все это было главной темой в выпусках новостей. Но вскоре эти жители тоже оказались в изоляции, потому что их теперь прогоняли с проспекта.
Я говорю «они», потому что у нас-то были и телевидение, и электричество, и газ, и телефон. Мы скрывали это и жили так же замкнуто, как другие; если с кем-то пересекались, приходилось лгать: якобы питались мы растениями и даже съели собаку. Мой брат Диего устроился на работу в магазин в двадцати кварталах от нас. Маме моей удавалось добираться до работы по крышам (это не так трудно в районе, где все дома низкие). Папа мог снимать свои пенсионные деньги через банкомат, а услуги мы оплачивали онлайн, потому что у нас еще действовал интернет. Нас не грабили, вероятно, из уважения к доктору, а может, из-за правильного поведения.
А Хуанчо, украв спиртное из отдаленного круглосуточного магазина, сидел на тротуаре и, попивая вино, скандалил и матерился. «Это все та чертова тележка дерьма, тележка трущобника». Он орал часами, бродил по улице, стучал в двери и окна, выкрикивая: «Эта проклятая тележка, во всем виноват тот старик, надо его найти, он нас заколдовал!» Хуанчо голодал сильнее других, он был гол как сокол и жил за счет подаяний, которые собирал каждый день, звоня в колокольчик (и ему всегда бросали монеты, из страха или жалости, кто знает). Раз ночью он поджег тележку, и соседи наблюдали из окон за пламенем. Отчасти Хуанчо прав. Все винили тележку
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
