бессмертные созданья,
И то, и то меня томит. Смотрите, ко Гробнице
Подходят Ангелы – один вдруг сел у изгловья,
Другой у ног Его сидит, сияющекрылатый[20].
Поспорю с ними, может, их уговорю вернуться,
Вспарить на выси своих царств, забрав с собой трофеи?»
О, не отвергни, Иисус благой, за дерзость речи,
За гордые мои слова: против Тебя глаголал.
Кто пред Твоим честным Крестом хоть каплю усомнился
Во человечестве Твоем и пред Твоим величьем
Не принял веры в Божество Твое? Я две природы
В Тебе признал: Ты человек и Бог единосущно.
В Шеоле сможет ли мертвец блаженно обратиться?
Гряди, Господь, среди живых вещая покаянье.
Царь Иисус, прими мое моление, в залог же
Возьми обет, что сам Адам, вместе с Тобой идущий,
Уносит из шеолских недр, обетованье дивно:
В нем мертвецы идут во прах, и я совсем такой же,
Сиим обетом облечен живущий всякий. Знаю,
Адам – он лишь задаток, тот, явле́нный его телом.
Взнесись над перстью, Иисус, расширь Свои владенья:
Когда услышу звук трубы, трубы Святого Духа,
Я сам, поднявшись, поведу к Тебе навстречу мертвых.
Наш Царь покинул Ада сень, печальные пределы,
Он превознесся надо всем, как победитель Смерти.
О, горе, горе будет тем, кто оказался слева:
И духам злобы и бесам, и Сатане и Смерти,
Греху, Шеолу – горечь мук, а радость – тем, кто справа.
Вспоем безмерной славе гимн, нетленью Иисуса,
Того, кто умер и восстал – дать жизнь и воскресенье!
ГИМН XXXVII
Благословен, Господь,
Твой крест сломил Шеола жгучее стрекало.
Зря оскудение богатств, в Шеоле
Смерть рыдала, Сокровища свои навек теряя без возврата.
«Шеол, Шеол, кто у тебя богатства отнимает?
Гиезий крал, был уличен[21]. Но каждый день я хищу,
А кто возмог меня схватить? К больным царям крадусь я,
Которых охраняет, вкруг сомкнувшись плотно, стража,
Врата надежно стерегут привратники с оружьем,
Но все же души я царей беру и похищаю.
Бесплодные среди людей скорбят, живут в печали,
Ликует только лишь Шеол в своем бесплодье вечном,
Нельзя никак рождать ему, иначе опустеет,
Он обречен, чтоб в лоне хлад бесплоднейший гнездился,
И ни одно рожденье он вовек своим не явит.
Ревекка, в чреве двух прияв, томилась от страданий,
От болей смерть звала к себе[22]. Шеола муки пуще!
Неведомые муки он познал чадорожденья:
Как эмбрионы, мертвецы в нем встрепенулись разом,
Терзая лоно, все они стремятся на свободу.
То не Исайин ли глагол, пророческое слово,
Услышан, принят слухом здесь, и принят во вниманье?
Исайя встал и произрек пророческие речи:
„Кто слышал таковой глагол? В один ли день возникла
Страна? Рождался ли народ за час?[23] Да было ль это?“
Или сокрыт конечный смысл Исайи слов?
Иль тени Те словеса? Но, верно, лгу себе, что я царица,
Не ведая, кто ныне я, заточник иль охранник?»
Речения я слышал два священного Исайи,
О них все спорили, и спор ведется тот доселе.
«Приимет в чреве и родит святого Сына Дева»[24],
Еще изрек: «И персть родит, ведь Он рожден от Девы».
