стеклянная машина (шприц). Точно! У него же вчера ломка опять по пьяни началась! И мы откачали у него из вены немного «грязной крови». Это брат лечение придумал. Теперь этой «грязной кровью», как капельками росы, покрыта вся комната. Сейчас меня точно вырвет!
Вдруг из коридора послышался сухой треск. Мы переглянулись. Брат кивнул на дверь, я встал, шагнул к ней. Открыл. Секундная картинка: три мента, который впереди, огромен, и в руке топор. Потом лечу обратно в комнату, в глазах яркая вспышка. Затылком хрястнулся, доламывая стол.
– Стоять, лежать, блять!
Пошла работа. Заскочили в комнату. Сразу стало тесно. Один утрамбовал Чина. Второй вскочил на кровать и брату берцем, пяткой в лицо. А тот, что с топором, свободной рукой меня за волосы и в другую комнату утащил, где, кинув мордой об стену, крепко обработал мои почки. А мог бы и голову отрубить!
– Кто навел?! Говори, сука, убью! – орал он, заламывая мне руку.
И вот я на полу.
– Руки за голову!
И для лучшего понимания опять ногой по почкам. Страшное это дело – быть профессионально битым, будучи в одних трусах и с похмелья. Меня всего трясло. Вспомнил с ужасом «Союзпечать». Как они нас вычислили? «Вот черт, неужто тот мужик?» – вспомнил я нашего неудавшегося главаря. Но как?
– Как дверь открыли, пидор? – спросил милиционер, наступив мне ногой на затылок.
– Куда дверь? – прошамкал я вдавленными в пол разбитыми губами, сразу приняв решение идти на всякий случай в отказ.
Удар в живот пронзил электроразрядом все тело. Я первый раз заорал.
– Лежать, встанешь – убью! – и вышел в коридор.
Из соседней комнаты доносились глухие звуки ударов, хрипение брата и почти детские всхлипы Чина.
– Ну, че у вас? – спросил мой мент.
– Дурака включили, суки! – тяжело дыша, ответил другой.
Брат захрипел сильней, кажется, его душили.
– Ладно, хватит пока, – распорядился мой мент и пригласил в квартиру соседок.
Заохала от увиденного старушка из квартиры напротив.
– Встать! – приказал мне мент и для ускорения помог мне рукой за волосы.
– Ой, Сережа! – всплеснула руками старушка.
Зюзюкина победно вспыхнула глазами: вот, мол, попались скоты!
– Здрасьте, – поздоровался я, сплевывая сгустки крови.
– Ой, Андрюша! – схватилась старушка за сердце, увидев разбитую физиономию брата. – Ох, ребятки, значит, это вы все стекла побили! Ай-я-яй!
Менты недовольно переглянулись и повнимательнее к нам присмотрелись.
– Блять! – выругался мой мент.
Кажется, они нас узнали только сейчас. Я тоже их узнал, черт бы их побрал! Я ничего не понимал. Значит, не из-за ларька?
– Что же вы наделали, Андрюша! Мы же подумали, что воры залезли! – все качала и качала головой старушка.
Оказалось, что ночью, услышав звон и грохот, соседи коллективно прильнули к глазкам. Лампы дневного освещения, когда-то освещавшие общий коридор, давным-давно были сняты и проданы нами на синем (блошином) рынке. Поэтому все, что смогли различить в темноте бдительные глаза соседей, это копошащиеся у нашей двери фигуры. Милиция была моментально оповещена о проникновении неизвестных в квартиру отсутствующей учительницы. Причем с нескольких телефонов сразу. О нас соседи и не вспомнили, успокоенные нашей матерью, что у них есть целых три спокойных месяца нашего отсутствия. Милиционеры сразу приехать не смогли, так как, наверное, были заняты более важными делами. Приехали, как только освободились, неранним утром. И вот теперь дело о проникновении преступников в жилое помещение, раскрытое по горячим следам, вырвалось и улетело ввысь ментовской птицей счастья. Брата с Чином все-таки забрали для «профилактической беседы». Меня же оставили убирать в коридоре черепки горшков и битое стекло. Зюзюкина торопливо удалилась к себе с ехидной, торжествующей ухмылкой. По ее радостно трясущимся рукам я понял, что сейчас будет совершен победоносный звонок нашей матери в Ижевск. Старушка же долго еще причитала над моей истерзанной ментами и похмельем душой, пока я сметал хрусталь стекла и умирающие герани с кусками высохшей земли. Как бы ни было мне плохо, я всегда прибирался дома. Люблю порядок. С замиранием сердца, запоздало пугаясь, подивился, что тупые менты не заинтересовались, откуда столько одинаковых газет, значков и ручек, валяющихся на полу в коридоре. Починил как смог отжатый ментами замок. И тут звонок в общую дверь. На пороге Молль, в руках бутылка водки, в кармане кусок колбасы.
– А где Свин с Чином? – поинтересовался он, заглядывая своим длинным носом в пространство комнат. Свином он, как и многие в нашей панковской тусовке, называл моего брата.
Я рассказал. Молль долго заливался смехом, похожим на кряканье утки. Довольные отсутствием лишних ртов, мы раскатали полпузыря. Полегчало. Даже стало хорошо.
– Ты сам-то куда делся? – с удовольствием поедая колбасу, поинтересовался я.
– Да чего-то ночью домой захотелось, – улыбался Молль, довольный, что вовремя свалил.
– А где, кстати, плоскогубцы с молотком? – вспомнил я.
Он не помнил. Я рассказал, как мы встретили его у парадняка. Молль, потирая лоб, ушел в себя, припоминая. Я развалился на диване, чувствуя, как алкоголь лечебной влагой орошает уже почти умершие, высохшие клеточки моего тела, попадает в самые отдаленные уголки организма, успокаивает и выгоняет боль. Пол-экрана «Рекорда» показывало чьи-то новости, а я слушал и не понимал ничего, ни слова, так хорошо было.
– Вспомнил! – заорал Молль неожиданно.
Я вздрогнул.
– Сид, черт подери, я вчера у вас на крыше спутниковую антенну свинтил! – гордо и радостно сообщил он.
– Молодец. Ну и что? – лениво поинтересовался я, меня клонило в сон, я был пьян.
– Я знаю, кому продать! – и, потирая руки, он побежал к телефону.
Вылезли на крышу. Сняв антенну на одном конце крыши, Молль оттащил ее на другой. Увидев ее, я обалдел: это была тарелка не меньше трех метров диаметром.
– Ну и как мы ее отсюда стащим? – ехидно поинтересовался я.
Молль задумался, почесывая нос.
– Может, сбросим вниз, а потом подберем? – на полном серьезе предложил он.
Я рассмеялся, представив, как с высоты четырнадцати этажей вниз спланирует эта тарелка. Если даже никого не убьет, то шухеру будет достаточно. Молль нахмурился. В конце концов мы ее согнули пополам и завернули в штору из киоска «Союзпечать». В таком виде тарелка напоминала мне лодку-байдарку. С трудом втиснулись в грузовой лифт. На противоположном конце дома у парадняка стоял козелок. Я задрал голову: наверху, на том конце крыши копошились человеческие фигуры. Закинув антенну на плечи, я почувствовал себя спортсменом-байдарочником. Пошатываясь, мы направились к Косте Толстяку, которому и предполагалось сбагрить антенну. Костя жил на первом этаже хрущевки, деля комнату со старой рыжей лайкой по кличке Индус. Полкомнаты у него было завалено всяким электрическим и механическим хламом в полуразобранном
