чтобы его авторитет командира никто не смел оспорить. Пока не увидите тела, не хороните своих друзей, — она дарит своими словами надежду. Притупляет боль в сердце. — Но Тарик прав, в ту сторону не стоит идти, все шахиды сейчас именно на той стороне. Мы сами придем к ним в руки…
До нас доносится гул самолетов. Нужно скорее уходить…
Глава 8
Аврора
По мне, наверное, незаметно, но я вся трясусь. Находясь в зоне боевых действий, ты привыкаешь к взрывам, привыкаешь к тому, что каждый день кто-то погибает, мозг притупляет страх, притупляет эмпатию, потому что можно сойти с ума, но когда дело касается твоих близких, слетают все блоки.
Я не думала, что могу погибнуть под тем обстрелом, не думала, что шахиды начнут стрелять мне в спину, я боялась за брата, за Тарика, который стал мне за эти месяцы не просто товарищем, а близким другом, переживала за полковника, что его рассекретят и казнят раньше, чем мы выберемся из лагеря.
Юрка оказался ранен, а я в темноте понять не могла, насколько серьезно. Когда, скинутый с плеча Багирова, он застонал, думала, у меня от боли сердце остановится. Это ведь из-за меня Юрка в лагере джихадистов оказался, спасать полез, рискуя своей жизнью.
Он единственный, кто знал, что я в Сирии. Ругался, чтобы я убиралась отсюда, но я ведь упрямая. С детства со мной мужики в семье сладить не могли. Если я кого-то решила спасти, нужно было подключаться. Вот и здесь, в Сирии, Юрка помогал, отправлял в наш район машины с гуманитаркой…
— Нужно уходить, — произносит Тарик, пока я пытаюсь поднять Юрку. Парни, которые находились в плену вместе с братом, приходят мне на помощь.
— Ему нужен врач, — смаргивая с глаз застывшие слезы.
— Сейчас вызовем, через пять минут приедет, — буркнув, Багиров подхватывает Юрку на плечо.
Если он хотел меня поддеть, у него получилось. Я и сама прекрасно понимаю, что в ближайшие дни до медиков мы не доберемся. Это был крик отчаяния! Ему ведь тоже больно из-за ребят. Если он не заметил, я пыталась его поддержать.
— Тарик, веди нас, — произносит на английском Багиров. — Надеюсь, ты и дальше проведешь нас без потерь.
— Постараюсь, но ты больше не кидай раненого, нам повезло, что он не упал на мину, — парирует смело Тарик. Он очень хороший и смелый человек, и с каждым разом я в этом все больше убеждаюсь.
Далеко отойти мы не успели, укрылись за небольшим холмом. Настолько небольшим, что сами соорудили холм из наших тел, привалившись вплотную друг к другу. В этот раз полковник бережно опустил Юрку, хотя мы успешно прошли минное поле, и я ждала, что брата опять грубо сбросят на землю.
Прикрывая уши во время налета, я теснее жалась к кому-то из ребят. Как же страшно! Ощущения, что бомбы летят на нашу голову. Когда все затихло, я кинулась к рюкзаку — пора перевязать раненых.
Багиров позволил мне спокойно заняться братом, а Владимира перевязал его товарищ. В темноте сложно оказывать помощь. Света телефонного фонарика недостаточно, чтобы действовать быстро. Пока посветишь на аптечку, найдешь нужный препарат, потом на ранение… и так несколько раз.
Все мое внимание было сосредоточено на Юре, я видела, что рана серьезная, нужно оперировать, но что я могу сделать в таких условиях? Обезболить и постараться остановить кровь.
— Светает, — единственное, что произнес Багиров за последние минуты. Я спешу, потому что до рассвета нужно убраться как можно дальше отсюда. Брат не стонет, укол начал действовать. Я понимаю, что это временный эффект, что его жизнь до сих пор под угрозой, но все равно радуюсь, что он хотя бы не чувствует боли.
Хочется дать обещание, что, если он поправится, я не буду больше бежать и спасать несчастных, пострадавших… но я ведь себя знаю, не смогу остаться в стороне и молча наблюдать. А дать обет и не выполнить — для меня все равно, что совершить тяжкое преступление.
Мы идем молча. Несколько часов. Я устала передвигать ноги, а Багиров все это время тащит на себе Юрку. Прекрасно понимаю, что делает это он не ради звездочек и уважения к брату, у него какие-то другие мотивы. Какие — знает лишь он и наш отец. Когда-то наши семьи дружили, а теперь мне не хочется показывать ему свое лицо.
Не хочу увидеть, как его перекосит, когда он меня узнает. Моя благодарность Мирону не нужна, для него я, скорее всего, дура, которая вышла замуж за джихадиста и поперлась с ним к игиловцам. Пусть лучше так, чем он вспомнит дочь генерала и будет смотреть на меня, как на Юрку: с пренебрежением и неуважением. Я знаю, что у отца и брата есть недостатки, много приходилось выслушивать, но я все равно их люблю…
— Нам лучше остановиться и переждать до темноты в развалинах, — указывает Тарик на деревню, разрушенную несколько лет назад. — Сейчас люди Абу Али будут прочесывать местность в поисках выживших, — смотрит на Багирова. Все негласно приняли его лидерство, никто даже не посмел бы спорить. Скажи сейчас Мирон, что мы двигаемся дальше, пошли бы.
— Хорошо, но нам нужна связь. Без поддержки мало шансов выбраться отсюда живыми…
Глава 9
Север
Облазил все холмы и крыши более-менее сохранившихся зданий, связи не было. Лагерь шахидов уничтожили, но большинство из них успели бежать. Тарик прав: нарвемся на большую группу, они нас всех положат. Без медицинской помощи Каручаев долго не продержится. Как можно скорее нужно выйти на наших.
Чтобы сохранить заряд батарейки, телефон пришлось совсем выключить. Спускаюсь в полуразрушенный подвал, где укрылись ребята. Аврора, положив голову Каручаева себе на колени, обтирает его лицо водой. Смелая девчонка. Вот только понять не могу, что она в этом мудаке нашла? Перевожу взгляд на Тарика. Не верю, что он ее муж. Какой муж будет спокойно наблюдать, как его жена заботится о другом, вкладывая в свою заботу столько нежности?
Ребята разогревают на сухом спирте консервы. Бросаю взгляд на импровизированный стол — на расстеленном пакете раскрытый сухпаек, лепешки, которые девчонка прихватила с собой, сыр, немного фруктов и вода.
— Тарик, идем, кое-что обсудим, — произношу на английском. Девчонка ему доверяет, а я не привык полагаться на чужое мнение. Выводы буду делать сам.
Сириец поднимается и выходит вслед за мной. Аврора провожает меня взглядом, готова сорваться и бежать за нами. Разволновалась, глаза забегали. Что ты скрываешь, русская шахидка?
