латте. Еще заказать?
Может быть она действительно чего-то не понимает? Все кругом твердят, какой Влад замечательный, как ей повезло, будет жить за мужем как за каменной стеной. Почему в те минуты, когда она вырывается из будничной суеты и предсвадебной круговерти и остается одна, вот как сейчас, она не ощущает радости и умиротворения? Наоборот, если она начинает прислушиваться к себе, то чувствует словно из глубины всплывающее сомнение и подавленность. Как тлеющий уголек они то вспыхивают язычками пламени, то словно засыпают.
Вот и недавно ссора вышла. Может опять она виновата? Все дело в том, что Инга, хотя и не была заядлой театралкой, но не упускала случая посмотреть спектакль с необычной режиссурой или новомодное шоу. Само собой она не могла пройти мимо набирающего популярность дрэга «Серебристые миноги». Ее занимали и ослепительные костюмы и оригинальные спец-эффекты, а смелая акробатика просто приводила в восторг. На протяжении всего представления Влад сохранял неподвижность, прямо «соляной столп». Это сравнение почему-то возникло само собой, хотя подобная метаморфорза произошла, как известно, с женщиной: она совершенно некстати оглянулась на разрушаемые небесным огнем Содом и Гоморру, которые погрязли во грехе[6]. В конце представления артистки, вернее артисты, спустились в зал, и Инга в общей сумятице, подхватив под руку безмолвного Влада, нащелкала селфи. Которые потом и выложила в интернет. Эти фото получили рекордное количество лайков. И что ей взбрело в голову радостно показать это Владу? Таким злым она не видела его никогда.
— Ты хочешь, чтоб думали, что твой муж этой, так сказать, нетрадиционной ориентации? — вопил он.
— С чего ты взял, что о тебе что-то там будут думать? И вообще будут думать? На любом шоу полно разных людей. И ты мне не муж пока! — вспылила Инга.
— Я уже начинаю сомневаться, хочешь ли ты вообще за меня замуж.
Такого поворота Инга не ожидала. И поэтому, когда, после двух дней полного забвения, Влад заявил, что впредь она будет ходить «во всякие свои театры» только с его одобрения, она промолчала.
Маме она ничего рассказывать не стала. Зачем? Она знала ее реакцию. «Жена — хранительница домашнего очага. В ссорах виновата больше женщина», — слышала Инга с тех пор, как была еще подростком. Она так и видела мамин грозящей ей перст.
Но тете Наташе поведала. Получилось это как-то легко и естественно. Инга зашла к родителям, их дома не было, зато тетя Наташа пекла что-то очень ароматное. И стоило Инге войти, она тут же расставила на столе чашки и тарелочки.
Тетя Наташа была маминой сестрой. Бабушка ещё ребенком попала в Ташкент в эвакуацию, там и осталась, и тетя Наташа никуда не хотела уезжать из Ташкента, несмотря на все перетурбации последних десятилетий.
Инга за стол села, но болтала ложечкой в чашке с отсутствующим видом.
Тетя Наташа выхватила из духовки золотистую лепешку и положила на тарелку перед Ингой. Та не хотела обижать тетю и откусила кусочек. Лепешка была восхитительна, и Инга и не заметила, как принялась уминать за обе щеки.
— Здесь такие, как у меня дома, не получаются. Вода не та, — сетовала тетя.
— Да что ты говоришь! Они потрясающие. Вон — не могу остановиться.
Говорят, что алкоголь развязывает языки, но еда делает это не хуже. Слово за слово Инга сама не заметила, как рассказала про злополучное шоу.
Тетя Наташа слушала, излучая непоколебимое спокойствие и благодушие.
— И где же те фото?
— В интернете, — Инга взялась за телефон.
Тетя Наташа с интересом рассматривала фото.
— Жаль, видео шоу нет, — заключила она к изумлению Инги.
Еще большее потрясение та испытала, когда тетя предложила:
— Хочешь мой профиль взглянуть?
И она открыла страницу, автор которой носил, вернее, носила звучно-таинственное имя Канталупа. Экран заполнили фотографии: вот улыбающаяся тетя Наташа в группе бывших одноклассников на фоне затейливой майолики Самаркандского медресе, вот рассматривает яркие узорчатые ковры, вот держит тяжелую золотистую кисть винограда. И все фотографии живые, красочные, ослепительно солнечные.
— А почему ник Канталупа? Звучит как-то по-средиземноморски.
— Так и есть. — лукаво усмехнулась тетя Наташа. — Это сорт дыни. Но она так понравилась Папе Римскому, что он велел ее выращивать в его имении Канталупии.
— Ничего себе! — Инга была сражена такой креативностью.
Девочкой Инга ездила в Ташкент и гостила у тети Наташи и дяди Раиса. Они жили в чудом уцелевшем домике в предместье Ташкента. От улицы отгораживала высокая выбеленная стена с небольшой аркой и дощатой калиткой. Стоило зайти внутрь и закрыть за собой калитку, как оказываешься в другом мире, спокойном, уютном, тихом. Сад с абрикосовыми и сливовыми деревьями, ведущая к дому аллейка, посыпанная мелким гравием и обсаженная разноцветной петунией, у дома два вазона с неизменным душистым табаком. Разросшийся виноград окружал дом тенистой галереей.
Вся жизнь его обитателей проходила на мощеном дворике перед домом, где стояли массивный стол и две лавки. Дядя Раис срывал для Инги самые спелые гроздья винограда, а, когда резал арбуз, то прежде, чем дать дольку племяннице, вычищал оттуда вилкой косточки. Тетя Наташа обычно хлопотала в крошечной летней кухне.
Дяди Раиса уже несколько лет, как не было, и Инга помнила, как тетя Наташа приезжала к ним в Москву, и сестры подолгу сидели на кухне, пили чай и печально вздыхали.
И вот Инга видела совершенно другую тетю Наташу, довольную жизнью, веселую, да еще и освоившую интернет и изобретательно ведущую свою страничку.
— Так как думаешь? — помявшись, Инга наконец решилась задать мучавший ее вопрос. — Может быть, я действительно чего-то себе напридумывала? Влад прав?
— Ты еще присморись к нему, — уклончиво ответила тетя Наташа.
— Присмотрись? Да все к свадьбе несется как очумевший паровоз. Все кругом лучше меня знают, что мне нужно. У меня уже голова кругом от всего этого идет!
— Вот то-то и оно, что все знают. А ты знаешь? Жизнь-то твоя.
После этого разговора тревожность Инги только усилилась.
Она не стала заказывать второй кофе и отправилась домой. Проходя мимо злополучного газона, она заметила все еще стоявшую коробку. Людей кругом не было. «Наверное, всех щенков разобрали», — с облегчением полумала Инга, но все-таки подошла и заглянула внутрь. На дне валялась перевернутая пластиковая миска, а в углу одиноко свернулся пушистый комочек. У Инги испуганно екнуло сердце, и она качнула коробку. Щенок слабо шевельнулся и открыл ротик. Слава Богу, живой. Инга заколебалась: у ней не было желания обзаводиться живностью, тем более сейчас, но и оставить этого малыша она не могла. Она знала, что никогда себе этого не простит. Ведь
