и судья, и палач, и присяжные?
– Нет, я ведь уже говорил, это месть, а не суд. Пойми ты наконец, я такой же преступник, как ты. Я же не правосудие здесь вершу.
– Ладно меня, их-то за что? Меня накажи, не наказывай их. Я прошу тебя. Умоляю!
– Не могу. Иначе всё впустую. Я хочу преподать урок. Чтобы впредь сама мысль о безнаказанности вселяла трепет. Пусть каждый трижды подумает, стоит ли злоупотреблять властью. Хочу, чтобы тебе подобные ссались от страха и явственно видели, что может случиться, если не поступать правильно. Даже такой незначительный человек, как я, может призвать к ответу такую махину, как ты. Я всё снимаю на камеры. Когда закончу, отправлю видео во все новостные каналы, выложу на торренты, залью на ютуб и в соцсети, разошлю по всем контактам в моём мобильном, твоём мобильном, в мобильном твоей жены, вашего сына и его жены. Пусть люди увидят. Уверен, завтра это будут обсуждать даже бомжи в какой-нибудь деревне на другом конце нашей великой и необъятной родины.
Андрей вскинул пистолет, Игорь закашлял кровью, Семён Михайлович пронзительно закричал: «Нет!» Раздалось два сокрушительных выстрела. А после тишина, лишь звон в ушах.
Андрей, глядя на результаты своих деяний, замер на месте с вытянутым вперёд дымящимся пистолетом. Ни шелохнётся, ни вздохнёт.
– Говорят, нет ничего болезненней, чем трогать оголённый нерв, – промолвил он, спустя какое-то время. – С этим можно поспорить. Эмоциональное потрясение от потери самых близких людей в тысячу раз страшней любого истязания. Ты ощущаешь адскую агонию, но не знаешь, где её источник. Готов вырвать сердце из груди. Уверен, ты бы с радостью умер, лишь бы унять эту боль. И поверь, после, когда пройдёт шок, будет только хуже. Тебе сейчас, наверно, даже хуже, чем было мне тогда. Не знаю, как ты будешь жить с такой болью и осознанием, что сам виновен в их смерти.
Андрей обернулся и взглянул на Семёна Михайловича.
– Да-да, ты и только ты виноват в случившемся. Ты и твой сын. Не я. Ты мог поступить по совести и тогда бы ничего этого не случилось. Но он ведь твой сынуля, а для тебя закон не писан, верно? Ты решил, что твои родные для тебя важнее, чем мои для меня? Ты ошибался. Без них у меня ничего не осталось. Смысл всей жизни свёлся к одной лишь жажде мести. Сын твой разрушил мою семью, но ты поступил куда хуже. Ты посеял семена злобы и ненависти в моей душе, и они дали урожай. Мне противно оттого, что я сделал. Я не смогу с этим жить. В нашей стране суд не вынесет смертный приговор. А я заслуживаю смерти. Но знаешь, в чём шутка? Я уже давно не дорожу своей жизнью. Ты отнял у меня даже это. Пустота заполнила всё внутри. Я оболочка человека. Ничего более. Пустой сосуд. Как ты сказал тогда на суде: «Одна жизнь уже загублена, к чему губить и вторую?» Ты ошибался, было погублено намного больше жизней. Сейчас, зная, чем всё обернулось, как по-твоему, хорошая была арифметика?
Семён Михайлович не отвечает, молча смотрит на тела любимых внуков. Игорь уже не дёргается. Изо рта у него свисает красная слюна, а белый свитер весь пропитан кровью.
Андрей направился к своим вещам. Он остановил съёмку и загрузил файл в интернет. Утром скрипт сделает рассылку. После Андрей собрался, оделся и напоследок подошёл к Семён Михайловичу.
– Покончить с собой было бы правильно, но я этого не сделаю. Нет, я буду ездить по миру, жить дальше, как ты мне и советовал. Я ведь ещё молод и у меня всё впереди, не так ли? А вот ты можешь покончить с собой или жить с жаждой мести. Тебе решать. По опыту скажу, умереть будет проще.
– Ты умирал?
– Нет, конечно.
– Ты прав, у тебя всё впереди.
– Угроза что ли? Отлично. Значит, месть… Удачи тебе, я ведь и впрямь заслуживаю смерти, – с этими словами Андрей ушёл, оставив Семён Михайловича наедине с собственной болью.
