Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
представить, будто он может измениться.
– Наверное, мне все же надо сходить к отцу, – говорю я.
Мать берет в руки вместительную сумку-шоппер с фотографией двух детей, наполовину азиатов. Я догадываюсь, что это близнецы. Как странно понимать, что у меня есть единоутробные брат и сестра, которых я никогда не видел.
– Хорошо, – соглашается она.
Меньше всего на свете мне хотелось бы навещать его одному. Вести себя как взрослый. Но что-то заставляет меня остановить ее, положив руку на плечо.
– Тебе не обязательно идти со мной, – говорю я. – Я больше не ребенок.
– Я вижу, – отвечает мать, не отрывая от меня взгляда.
Ее голос звучит так мягко, словно слова обернуты во фланель.
Я знаю, о чем она думает: сколько всего она пропустила. Она могла бы отвезти меня в колледж. Прийти на выпускной. Слушать рассказы о первой работе, первой влюбленности. Помогать обставлять мою первую квартиру.
– Вдруг Кара проснется и позовет тебя, – добавляю я, чтобы смягчить удар.
Мать мешкает, но только на миг.
– Ты же вернешься? – спрашивает она.
Я киваю. Хотя когда-то поклялся, что никогда этого не сделаю.
Когда-то давным-давно я подумывал о карьере врача. Мне нравилась стерильность этой профессии, ее порядок. Тот факт, что, если правильно истолковать подсказки, можно найти проблему и исправить ее.
К сожалению, чтобы стать врачом, нужно изучать биологию, а я оказался в глубокой отключке в первый же раз, когда занес скальпель над эмбрионом поросенка.
По правде говоря, я не из ученого теста. В старших классах я читал запоем, что оказалось очень кстати, поскольку потом, после ухода из дома, учился по книгам. Могу поспорить, что я перечитал больше классики, чем большинство выпускников колледжа. Но я также знаю то, чему никогда не учат на лекциях: например, что лучше избегать баров на верхних этажах Патпонг-роуд, потому что их держат местные бандиты; или выбирать массажный салон со стеклянным фасадом, чтобы прохожие видели, что происходит внутри, иначе конец сеанса окажется не таким счастливым, как вы надеялись. Может, у меня и нет ученой степени, но образование я точно получил.
Тем не менее в комнате ожидания наедине с доктором Сент-Клэром я чувствую себя идиотом. Необразованным. Как будто я не в состоянии сложить воедино получаемую информацию.
– У вашего отца обширная черепно-мозговая травма, – говорит он. – Когда парамедики доставили его в больницу, правый зрачок был расширен, не реагировал на стимулы. У него резаная рана на лбу и парализована левая сторона. Дыхание было затруднено, поэтому парамедики его интубировали. Когда вызвали меня, я обнаружил у вашего отца билатеральный периорбитальный отек…
– Би… что?
– Двусторонний отек, – переводит хирург, – вокруг глаз. На месте аварии ему проводили оценку по шкале комы Глазго, мы ее повторили и получили пять баллов. Потом мы провели экстренную компьютерную томографию и обнаружили гематому в височной доле, субарахноидальное и внутрижелудочковое кровоизлияние. – Доктор смотрит мне в глаза и поясняет: – В целом мы увидели много крови. Вокруг головного мозга и в мозговых желудочках, что говорит о серьезной травме. Мы начали давать ему маннитол, чтобы немного снизить мозговое давление, и экстренно прооперировали, чтобы убрать тромб в височной доле и передней части височной доли мозга.
У меня падает челюсть.
– Вы вырезали часть мозга?
– Мы убрали давление на мозг, которое иначе убило бы его, – поправляет врач. – Лоботомия височной доли затронет некоторые воспоминания, но не все. И она не повлияет на речь, двигательные функции и его личность.
Они забрали часть воспоминаний отца. Кого-то из его любимых волков? Или кого-то из нас? По кому он будет скучать больше?
– И как, получилось? Как прошла операция?
– Зрачок снова реагирует, и мы убрали тромб. Но из-за отека и гематомы началось грыжеобразование, то есть вытеснение структур из одного отдела мозга в другой, создалось давление на стволовую часть, и там образовалось небольшое кровотечение.
– Не совсем понимаю…
– Внутричерепное давление снизилось, – продолжает доктор, – но он так и не пришел в себя, ни на что не реагирует и не может дышать самостоятельно. Мы повторили компьютерную томографию и обнаружили, что кровоизлияние в продолговатый мозг и варолиев мост немного увеличилось по сравнению с первым обследованием. Поэтому он до сих пор без сознания и на искусственной вентиляции легких.
Мне чудится, что я плыву в карамельной патоке, и слова, которые стараюсь выговорить, скатываются изо рта на неизвестном языке.
– Но он поправится?
На самом деле это единственно нужный вопрос.
Хирург переплетает пальцы:
– Мы ждем, пока организм начнет приходить в норму…
Но. Я четко слышу в его словах «но».
– Эти поражения, что мы видели, затрагивают часть ствола мозга, отвечающую за дыхание и сознание. Он может навсегда остаться на искусственной вентиляции легких, – сухо говорит доктор Сент-Клэр. – Он может никогда не очнуться.
Когда мне исполнилось шестнадцать и я только-только получил водительские права, то отправился на вечеринку и задержался намного дольше, чем разрешалось. Я припарковался в конце квартала, на цыпочках прокрался по газону и тихонько приоткрыл дверь в надежде, что удастся избежать наказания. Но стоило глазам приспособиться к темноте, и я увидел дремавшего в глубоком кресле в гостиной отца. Я знал, что обречен. Отец всегда говорил, что на природе с волками он не спит крепко, по-настоящему. Нельзя погружаться в сон глубже чем полудрема, нужно всегда держать пресловутое ухо востро, чтобы вовремя почуять опасность.
И конечно же, стоило мне пересечь порог, как он вскочил с кресла и подошел вплотную. Он не сказал ни слова, просто ждал, пока я начну оправдываться.
– Я все знаю, – сказал я. – Я под домашним арестом.
Отец сложил руки и начал:
– Пару сотен лет назад родители никогда не выпускали детей из виду. Если волчонок разбудит волка-отца в два часа ночи, он не будет рычать, чтобы волчонок оставил его в покое, и не ляжет снова спать. Он сядет, настороже, будто спрашивает: «Что ты хочешь узнать? Куда ты хочешь пойти?»
Я был еще немного пьян и в тот миг решил, что мне читают лекцию – этакий способ показать, что отец зол на меня. Сейчас я думаю, что он был зол на себя за то, что поддался своей человеческой натуре и забыл держать один глаз открытым.
– Можно его увидеть? – спрашиваю я доктора Сент-Клэра.
Меня ведут по коридору в отделение реанимации. Над кроватью склонилась медсестра с отсосом.
– Вы, должно быть, сын мистера Уоррена, – говорит она. – Вылитый отец.
Но я едва ее слышу. Я не могу оторвать взгляда от пациента на больничной кровати.
Первой мыслью мелькает: произошла ужасная ошибка. Это не мой отец.
Потому что этот сломанный
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
