сквозь мокрая, мокрая от меня, брюки промокают на раз, и я жму ее сильнее к себе, да, во так. Хочу в нее, хочу, хочу…похер на все. Здесь и сейчас, когда она так пылко отвечает, лучше любой, лучше всех… она обнимает меня за шею и я не выдерживаю, припадаю к ее шее, к вене что так отчаянно бьётся. Веду языком, пробуя ее на вкус, впитывая ее вкус и запах в себя.
– Рома…
Ее голос как шокер. Замираю, стоп это же голос сестры, голос запрета, голос рыжей. Остановиться, сейчас, потом будет поздно. Я не имею права, она в шоке…блядь это шок, у меня, у нее. Мы оба сошли с ума…резко отстраняюсь, раскидываю руки в стороны, сдаюсь, ей сдаюсь. Время остановилось, она не отпускает, держит меня и ждёт, ждёт, когда отпустит меня, ее…пиздец.
Глава 5
Наши дни
Надо выпить, переоделся и вышел в отцовский кабинет, вряд ли кому-то придет в голову ломиться в кабинет хозяина в новогоднюю ночь. Достал с коллекции отца самый выдержанный виски, налил в бокал. Сделал глоток, янтарная жидкость потекла по венам.
Залип в окно, салюты не унимались, людям просто некуда денег девать, в этом районе это особенно актуально, одни мажоры живут по округе, элитный посёлок как никак. Но как же красиво, дарит надежду что ли.
Дверь скрипнула, и я замер. Ещё не вижу ее, но нутром чувствую – ОНА. Кажется, я не дышу, ну же рыжая давай, заходи. От желания видеть ее, захотелось снять двери с петель. Она медлит, я знаю, что и она меня чувствует, считывает, как умеет это делать только она. Скучала ли по мне? Так как я по ней, думала ли? Судя по Пашкиным отчётам, ни хрена она не скучала. Ладно воздыхатели, хрен на них, это их дело таскаться за бабой, которая тебя в ноль рисует. Я смог терпеть их цветочки, улыбочки, тачки разных цветов и мастей, на которых то и дело подвозили. Понимаю умом, что не имею прав ни на нее, ни на ревность, но сделать ничего не могу, это выше моих сил.
Но когда один упёртый все же пробил ее брешь, я задергался. Три года терпел, а тут накрыло.
Закрыла дверь наглухо, прислушался…сбегает, вот же сука. Не скучала значит, не хочет видеть меня. Забыла. Смахиваю бокал со стола, и он бьётся вдребезги, похер.
Жду, прихожу в себя и иду следом. Где же она? Ищу взглядом, народу как на свадьбе, бесят.
Сердце на секунду замирает и больно сжимается, я вижу ее. Как же я попал, просто глаз не оторвать от нее, мой огонёк, моя отрава. Как же она красива, года пошли ей на пользу, из девчонки она превратилась в красивую женщину, мужики пялится на нее роняя слюни, но этот что держит ее за талию просто смертник, хочется вырвать его руку с мясом, чтобы он никогда не смог ее коснуться.
Она смеётся и целует его, все хана, кровь закипает. Как легко она это делает, ей можно касаться его так, при всех, целовать, обнимать. А я? Я, озабоченный придурок, не в силах задушить в себе тягу к ней, больной, мазохист чёртов.
Разворачиваюсь и ухожу в ближайшее прикрытие, выпить, срочно. Только алкоголь спасёт от безумия.
Но нет, покой мне может только присниться. Издевательство какое-то.
Я опять вижу ее. Чертовски красива. Кладет руки на стекло и все, меня накрыло. Господи боже, да она голая! Водопад волос только пытается скрыть наготу хозяйки. Член дёргается в штанах, как стрелка компаса рвётся на север. Сидеть, Ром! Не смей подходить! Посмотри, надышись и вали!
Но нет, она вздыхает, что-то шепчет и, кажется, ладонями могла бы расплавить это стекло…как же она сексуальна.
– Здравствуй, рыжая… – слабак, чёртов слабак. Зачем?
Не отвечает, нет рыжая, второй раз я не дам тебе меня не заметить.
– Даже", привет" не скажешь?
– Привет, – и все, я пропал. Голос ее дрожит. Да, родная и я скучал. Поворачивается и слова в глотке застревают, глаза кошки блестят не здоровым блеском она так же одержима, как и я.
Она делает шаг, два …ближе родная, я жду. Как зверь, готов к прыжку за добычей. Надо остановить ее и я делаю это. Оскорбляют и она ведётся тормозит, но бьёт словами в ответ, это зря. Такого я не потерплю, вся выдержка сходит на нет, встаю. Крадусь, ещё немного и я смогу к ней прикоснуться, сон наяву. Разок почувствовать ее тепло, дыхание, хоть ненадолго побыть вне этой тоски и боли.
Минута за три года, капля в море.
Но она опять срывает все мои планы. Наносит удар, и меня простреливает не по-детски. Она касается меня, мать твою, наконец-то, пусть так, кулаками, наотмашь, но касается. Как же это ничтожно мало, хочу ближе, теснее, срываюсь и прижимаю ее к стеклу, к себе. Тело дрожит, руки ходят ходуном. Ложу их на стекло, чтобы хоть как-то унять дрожь, но нет, не помогает.
Потому что ее тело вибрирует в такт с моим, сумасшествие.
– Ты мне не родной, никогда не был и не будешь им! Отпусти меня, – как хлыстом по нервам. Нет, не верю ни единому слову.
– Я тебе не верю.
Срывается.
Да, плач.
Умирай вместе со мной, ведь я давно сдох. Только ты воскрешаешь.
– Что тут происходит?
Как в тумане, мы не одни. Замираю. Вдох выдох. И вот она уже бежит, к нему.
– Родной, все хорошо…
Что блядь? Родной? Внутри все органы поменялись местами. Какая же сука, как она могла его так назвать? При мне. Ни хера, рыжая, ты жестоко ошиблась. Три года мучения, я поделюсь с тобой этой мукой. Ты почувствуешь, все грани моей ненависти. Я протащу тебя по всем кругам ада, за собой, вместе с собой.
– Ещё увидимся, жених!
Лиза
Мелодии сменяются одна за другой. Совсем скоро начнет вещать президент, о трудно прожитых днях и о светлом бедующем впереди.
Дашка, как же вовремя умеет появиться!
– Я когда ни будь и где ни будь сумею появиться без косых взглядов присутствующих? – по её весёлому настроению ясно, что в ней говорит как минимум пару бокалов шампанского.
– Наконец-то, думала ты вообще не придешь!
– Как я могу пропустить такой «клев»? Тем более, что блесна начищена и приманка на крючке. – Так, не два бокала тут точно!
– Как я тебе? Красотка?
– Ты шикарна! Одна ты точно от сюда не уйдешь, – подмигиваю ей.
– Твои слова