— Как же вам удалось обуздать огонь? — спросил Малоун.
— Когда наши цистерны опустели, мы опустили рукава прямо в канал и стали качать воду оттуда. Это помогло.
— Соленая вода?
Все каналы Копенгагена соединяются с морем.
Пожарный кивнул.
— В здании что-нибудь нашли? — поинтересовался Малоун.
— Никаких маленьких машинок, о которых вы рассказывали полиции. Но внутри была такая температура, что плавились даже мраморные статуи. — Пожарный провел ладонью по мокрым волосам. — Очень мощное топливо. Нам понадобится ваша одежда для анализа. Возможно, удастся определить его состав.
— А возможно, и нет. Я ведь выкупался в канале.
— Верно подмечено. — Пожарный покачал головой. — Экспертов по расследованию поджогов это вряд ли порадует.
С этими словами толстяк пошел прочь.
Малоун повернулся к Кассиопее и приступил к допросу.
— Не соблаговолишь ли объяснить мне, что происходит?
— Ты должен был приехать сюда только завтра утром.
— Это не ответ на мой вопрос.
Пряди мокрых черных волос падали ей на плечи и обрамляли ее красивое лицо. Испанская мусульманка, она жила на юге Франции. Богатая, умная, отчаянная женщина, инженер и историк по профессии. Она сказала Малоуну, что приехала в Копенгаген вчера, и за этим приездом наверняка стояло что-то важное. Кроме того, она приехала с оружием, одетая словно для драки — в темные кожаные брюки и тугую кожаную куртку. Малоун размышлял о том, не станет ли эта женщина для него источником новых неприятностей.
— Ты должен радоваться тому, что я оказалась здесь и спасла тебе жизнь.
Малоун не мог понять, то ли она говорит всерьез, то ли подтрунивает над ним.
— Откуда ты узнала, что мою шкуру надо спасать?
— Это долгая история, Коттон.
— Мне торопиться некуда. Я в отставке.
— А я — нет.
Он услышал в ее голосе горькие нотки и испытал странное чувство.
— Ты знала о том, что это здание собираются сжечь?
Кассиопея не смотрела на него, уставившись затуманившимся взглядом на другой берег канала.
— Я сама хотела, чтобы оно сгорело.
— Не потрудишься объяснить почему?
Она сидела молча, погруженная в свои мысли, а затем заговорила:
— Я приехала сюда первой. Видела, как двое мужчин забрались в музей, а потом оглушили тебя и затащили внутрь. Мне нужно было последовать за ними, но я не могла… — Она сделала паузу. — Из-за тебя.
— Кто они такое?
— Те самые, которые оставили эти машинки.
Кассиопея слышала, как Малоун рассказывал полицейскому о том, что произошло с ним в музее, но он постоянно каким-то шестым чувством ощущал, что ей все это уже известно.
— Может, перестанешь играть в кошки-мышки и расскажешь мне все, что знаешь? Что бы ты там ни задумала, но меня из-за этого едва не сожгли заживо.
— Нечего по ночам лазить в открытые двери.
— От старых привычек трудно избавиться. Так что же происходит?
— Ты видел пламя. Ты чувствовал жар. Они не показались тебе странными?
Малоун вспомнил, как огонь спускался по лестнице, а потом остановился и уже не двигался дальше, словно ожидая приглашения.
— Можно сказать и так.
— В седьмом веке, когда флотилии арабов атаковали Константинополь, они, казалось бы, могли с легкостью покорить город. Они были лучше вооружены, имели преимущество в живой силе. Но византийцы преподнесли им сюрприз. Они называли это «жидкий огонь». Забросав этой штукой корабли арабов, они полностью уничтожили их флот. — Кассиопея по-прежнему не смотрела на Малоуна. — В разных формах это оружие существовало до начала Крестовых походов и со временем получило название «греческий огонь». Его состав и способ изготовления хранился в таком строгом секрете, что передавался от императора к императору. Формула настолько тщательно охранялась, что с падением империи исчезла и она. — Кассиопея глубоко дышала и продолжала кутаться в одеяло. — Теперь ее нашли.
— Ты хочешь сказать, что я час назад наблюдал «греческий огонь»?
— Немного видоизмененный. Эта его разновидность ненавидит соленую воду.
— Но почему ты не сказала об этом пожарникам сразу же, как они приехали?
— Мне не хочется лишний раз отвечать на вопросы.
Однако Малоун не отступал.
— Зачем было позволять этому музею сгореть дотла? Только потому, что там нет никаких ценных экспонатов?
Малоун посмотрел на почерневшие стены пожарища и скелет собственного велосипеда, валяющийся рядом. Кассиопея по-прежнему избегала его взгляда, и Малоун чувствовал: она недоговаривает. Ни разу за все время их знакомства он не заметил в этой женщине признаков страха, нервозности или уныния. Она всегда была сильной, энергичной, организованной и умной. Но сейчас Кассиопея выглядела по-настоящему подавленной.
В дальнем конце огороженной пожарными улицы показалась машина. Он сразу узнал дорогой английский седан и сгорбленную фигуру, выбравшуюся из нее.
Хенрик Торвальдсен.
Кассиопея встала.
— Он приехал, чтобы поговорить с нами.
— Откуда он мог узнать, что мы находимся здесь?
— Происходит нечто очень важное, Коттон.
6
Венеция
2.30
Винченти был рад тому, что потенциальная катастрофа с флорентийцем была предотвращена. Он совершил ошибку. Времени было в обрез, поэтому приходилось играть в опасную игру, но теперь, похоже, судьба подкинула ему еще один шанс.
— Под контролем ли ситуация в Центральной Азии? — спросил один из членов Совета десяти. — Удалось ли нам нейтрализовать то, что пытался сделать этот дурак?
Все мужчины и женщины собрались в зале заседаний после того, как флорентийца, отчаянно бьющегося в гробу, увезли. К этому моменту выстрел в голову, должно быть, уже прекратил его попытки освободиться.
— Все в порядке, — проговорил Винченти. — Я лично занимался этой проблемой, но верховный министр Зовастина любит театральные эффекты, и, я думаю, она устроит из всего этого настоящее шоу.
— Ей нельзя доверять, — заявил другой член Совета.
Враждебность этого заявления удивила Винченти, ведь Зовастина являлась их союзником. Тем не менее согласился.
— С деспотами всегда проблем не оберешься. — Он встал и подошел к карте, висящей на стене. — Но, несмотря на это, сделать ей удалось чертовски много. Она фактически перекроила карту мира.
— А как ей это удалось? — послышался вопрос. — Уж наверняка не средствами дипломатии.
