Книга Арина Великая - Владимир Александрович Бердников

«Сани» оказались мощным вездеходом. В его салоне было тепло и просторно. Сидения располагались вдоль стенок, кабина водителя была отделена звуконепроницаемой перегородкой из прозрачного пластика. Гость и встречающий сели напротив друг друга, и вездеход помчался по бетонному шоссе.

– Николай Михайлович, – начал разговор Пётр Андреевич, – я понимаю, для вас тут всё в новинку. От аэропорта до города около полусотни вёрст, но цель нашего вояжа лежит много дальше – на плато Путорана. К сожалению, приличных дорог туда нет, поэтому наш путь от Норильска до места назначения пройдёт по воде. Готовьтесь к долгому путешествию, только к вечеру мы достигнем нашей экспериментальной базы. Чтобы легче пережить это унылое время, насладимся приятной пищей и не менее приятным питием. Надеюсь, вы принимаете нашу национальную?

– Увы, да, – ответил с улыбкой Быстров.

– Ну тогда мы с вами, как говорится, столкуемся.

С этими словами Пётр Андреевич выволок из-под сидения вещевой мешок и извлёк из него: бутылку водки, два гранёных стакана и термос с холодной закуской. Они выпили за встречу, и Быстров впервые в жизни отведал строганины. Тончайшие пластинки замороженной нельмы буквально таяли во рту, оставляя ощущение чего-то бесконечно нежного и божественно–вкусного. «Бедные олимпийские боги! – мелькнуло в голове Быстрова. – Они не имели понятия о строганине».

– Николай Михайлович, возможно, вы уже в курсе, что… – Пётр Андреевич бросил на Быстрова лукавый взгляд, – что моя лаборатория занимается, в некотором роде, проблемами адаптации живых организмов к низким и сверхнизким температурам. Но прежде чем перейти к деталям, пожалуйста, покажите-ка ваши документы.

Быстров молча протянул паспорт и командировочное удостоверение. Пётр Андреевич внимательно всё рассмотрел и неожиданно спросил:

– Однако вы всё-таки поведайте мне ха-ха по-дружески, как зовут вид слепых рыбок, что водятся в подземных водоёмах Мексики?

– Астианакс мексиканус, – машинально ответил Быстров.

– Отлично, Николай Михайлович! А теперь поведайте мне, когда и где случилась массовое пермское вымирание?

Пётр Андреевич был уверен, что гость не сможет ответить на такой сложный вопрос. Но Быстров, готовясь к командировке, прочёл о плато Путорана всё, что нашёл в институтской библиотеке.

– Та катастрофа, – с непроницаемым лицом заговорил Быстров, – случилась примерно четверть миллиарда лет назад, и началась она как раз там, где сейчас вздымается плато Путорана.

– Ну что ж, Николай Михайлович, – Пётр Андреевич выразительно вздохнул, – мой экзамен вы, как говорится, выдержали, но не задавайтесь. В пещере вам придётся пройти ещё одну проверку и не только на знания, но и на вашу молекулярную госпригодность. Видите ли, мы, как и древние римляне, полагаем, что здоровый дух может ютиться лишь в абсолютно здоровом теле. И не исключаем, что люди с физическими и молекулярными дефектами в определённых обстоятельствах могут, знаете ли, ни много ни мало, а покуситься на самое святое, – не видя понимания в глазах собутыльника, Пётр Андреевич прогудел с трагической дрожью в голосе: – Они, в некотором роде, могут и самоё Родину нашу за медный пятак буржуям продать.

Быстров едва удержался, чтобы не расхохотаться.

– Интересное соображение, никогда не задумывался о скрытом смысле этой древней поговорки.

– Ну что ж, тогда отставим шутки в сторону и продолжим наш пир! – снова затрындел гостеприимный Пётр Андреевич, похоже, напрочь позабыв про обещание подивить гостя чудесами подземных озёр Путораны. – Ну так что, Коля? Как ты насчёт выпить за Таймыр?

– Почему нет? – натянуто улыбнулся Быстров.

Потом они выпили за Норильск, за плато Путорана и за нетронутую тундру. Быстров уже стал беспокоиться о своей способности соображать, как тут вездеход остановился. «А вот и наша станция Березай, Коля, вылезай! – хохотнул Пётр Андреевич. – Выходимте на причал Норильского речпорта».

Низкое солнце угадывалось над трубами какого-то завода или шахты. По-прежнему моросил мелкий холодный дождь, и по-прежнему дул пренеприятнейший ветер. Вдоль длинного причала стояло несколько небольших катеров. Пётр Андреевич бодро подвёл гостя к новенькому скоростному судну на воздушной подушке. Парень в военно-морском кителе спрыгнул на причал: «Ну, слава богу, прибыли! Теперь в путь. Если не задует встречный, через шесть часов будем на месте. Пока, слава богу, тихо».

Они заняли соседние места в пустом салоне, и катер помчался вверх по довольно широкой и многоводной реке, которую Пётр Андреевич назвал Норилкой. Через час русло реки сузилось, и вскоре катер вошёл в большое озеро. «Это озеро называется «Лама», – доверительно поведал Пётр Андреевич, – что по-эвенкийски, представьте себе, означает ни много ни мало, а «море». Ха-ха!»

Быстров с жадностью первооткрывателя всматривался в низкие практически безлесные берега, поросшие редким чахлым кустарником. Лишь на востоке синели контуры гор. Катер включил высокую скорость, приподнялся на подводные крылья и полетел. Чем дальше они продвигались на восток, тем ближе подходили горы, и наконец крутые склоны высоких мрачных сопок обступили озеро. Распогодилось, судно летело, едва касаясь воды, и мысли Быстрова настроились на оптимистическую волну. Через пять часов катер, резко сбавив скорость, шлёпнулся на брюхо и осторожно вошёл в узкий и длинный залив («Форменный норвежский фьорд!» – мелькнуло в романтичной душе ещё не старого Быстрова) и причалил к бетонному пирсу, припаянному к чёрной базальтовой скале.

Первое, что увидел Николай Михайлович, сойдя с катера, был фанерный щит с жирной красной надписью «Запретная зона». По едва заметной тропинке они вошли в узкое ущелье. Затем свернули вправо, обходя горный отрог, и оказались у полукруглого отверстия в чёрном почти отвесном каменном склоне. Рядом со входом в пещеру стояла застеклённая будка.

Из будки вышел лейтенант внутренних войск. Он дружелюбно поздоровался с Петром Андреевичем и после тщательного изучения документов гостя улыбнулся, козырнул и вернулся в будку. Пётр Андреевич включил электрический фонарик, взял Быстрова за руку и повёл его по тёмной пещере. Примерно через двадцать метров они упёрлись в шероховатую стену, дальше идти было некуда. Пётр Андреевич надавил на какую-то кнопку в стене, и над ними вспыхнула люминесцентная лампа, которая осветила белую бетонную стену и ярко-зелёную дверь с табличкой «Научхоз-21». «Ну, а дальше, Коля, потопаешь один», – радостно, едва сдерживая смех, объявил Пётр Андреевич и распрощался с гостем.

Быстров с любопытством отворил таинственную зелёную дверь и оказался в небольшом ярко освещённом помещении, где за простеньким письменным столом сидел интеллигентного вида мужчина лет сорока в ослепительно белом халате. Он был тщательно выбрит, коротко подстрижен и по-военному подтянут. Его живые ярко-голубые глаза немного диссонировали с малоподвижной мимикой. «Не иначе как кэгэбэшник», – решил Быстров, знавший о кэгэбэшниках лишь понаслышке. Кэгэбэшник