— Знаете, что я слышала? — вдруг спросила Филомена. — Он избил Джулиана Прентиса.
— Что? — хором воскликнули все трое.
— И ты только сейчас об этом говоришь? — изумленно добавила Энн.
— Мне об этом рассказал мой брат, — не обращая внимания на Энн, сказала Филомена. — Они с Джулианом закадычные друзья.
— А из-за чего все произошло?
— Это я не совсем поняла, — призналась Филомена. — Роберт выражался как-то туманно.
— Мужчины никогда не запоминают нужных деталей, — огорчилась Оливия, подумав о своем брате-близнеце Уинстоне. В смысле сплетен он был абсолютно бесполезен.
Филомена кивнула.
— Роберт пришел домой… и у него был такой вид… Растрепанный…
Все кивнули. У всех были братья.
— Он едва стоял на ногах, — продолжала Филомена. — И от него так пахло… — Она помахала рукой у себя перед носом. — Мне пришлось помочь ему проскользнуть мимо гостиной, чтобы его не увидела мама.
— Теперь он у тебя в долгу, — сказала Оливия, сразу же оценив ситуацию.
— Они, наверное, где-то веселились, а Джулиан, верно, немного… э…
— Пьян? — подсказала Энн.
— Он частенько напивается, — заметила Оливия.
— Да. Так и было, если учесть, в каком состоянии мой брат вернулся домой. — Филомена замолчала и наморщила лоб, по-видимому, что-то соображая. Но потом, так же быстро ее лоб разгладился, и она добавила: — Он сказал, что Джулиан не сделал ничего из ряда вон выходящего, а сэр Гарри набросился на него и чуть было не разорвал в клочья.
— А кровь была? — спросила Оливия.
— Оливия! — почти возмутилась Мэри.
— Этот вопрос уместен.
— Я не знаю, была ли кровь, — несколько сдержанно ответила Филомена.
— Я так и думала, — вслух размышляла Оливия. — Но если рвут в клочья…
— Но у него был подбит глаз.
— У сэра Гарри? — спросила Энн.
— У Джулиана Прентиса. Может, и у сэра Гарри есть синяк под глазом, я не знаю. Я никогда его не видела.
— Я видела его два дня назад, — сказала Мэри. — Никакого синяка у него не было.
— А других повреждений у него не было?
— Нет, что вы. Он был красив, как всегда. Правда, весь в черном. Очень странно.
— Весь? — настаивала Оливия.
— Почти. Рубашка и шейный платок были белые. Но все же… — Мэри махнула рукой так, будто даже не могла допустить такой возможности. — Будто он в трауре.
— Может, так оно и есть, — ухватилась Энн за это предположение Мэри. — У него траур по невесте.
— По той, которую убил? — ахнула Филомена.
— Он никого не убивал! — вскричала Оливия.
— Откуда ты знаешь? — хором возразили ее подруги.
Оливия хотела было ответить, но до нее вдруг дошло, что она действительно не знает. Она в глаза не видела этого человека, никогда о нем ничего не слышала до сегодняшнего дня. Все же здравый смысл был на ее стороне. Убийство невесты слишком напоминало те романы о средневековых рыцарях, которыми так увлекались Энн и Мэри.
— Оливия? — окликнул ее чей-то голос. — Что с тобой?
Она поняла, что слишком долго молчит.
— Ничего. — Она тряхнула головой. — Просто задумалась.
— О сэре Гарри? — с хитрецой в голосе спросила Энн.
— Можно подумать, что у меня была возможность думать о чем-то другом, — пробормотала Оливия.
— А о чем ты предпочла бы думать? — спросила Филомена.
Оливия открыла было рот, но сообразила, что понятия не имеет, как ответить Филомене.
— О чем угодно, — наконец сказала она.
Но ее любопытство было задето. А любопытство Оливии Френсис Бевелсток было непреодолимым.
Опять эта девушка в доме напротив наблюдает за ним.
Она уже почти неделю не отходит от окна.
Сначала Гарри не придал этому значения. Она была, вероятно, дочерью графа Радленда или какой-либо его родственницей. Если бы она была служанкой, ее бы давно уволили за то, что она постоянно торчит в окне.
Гувернанткой она тоже, по-видимому, не была. У графа Радленда есть жена — так, во всяком случае, ему говорили. Ни одна жена не потерпела бы в своем доме гувернантку с такой внешностью.
Стало быть, она почти наверняка была дочерью графа. А значит, можно было предположить, что она всего лишь типичная светская барышня, не стесняющаяся бессовестно глазеть на нового соседа. Но ведь не пять дней подряд! Если бы ее интересовал лишь покрой его камзола или цвет его волос, она могла бы уже прекратить свои наблюдения.
У него было сильное желание помахать ей рукой. Напялить на лицо широченную улыбку и помахать. Может, после этого она перестанет за ним шпионить. Правда, тогда он не узнает, что ее так в нем заинтересовало.
Для Гарри это было совершенно неприемлемо. Он всегда должен был получать ответ на свои «почему».
Не говоря уж о том, что она стояла недостаточно близко к окну, чтобы он мог видеть выражение ее лица. Если даже она смутится, он этого не увидит. Так что незачем махать ей рукой.
Гарри сидел за письменным столом и вел себя так, будто не знает, что она смотрит на него из-за занавесок. У него было много работы, так что надо прекратить думать об этой блондинке за окном. Рано утром посыльный из военного министерства привез довольно большой по объему документ, который надо было срочно перевести. Гарри всегда следовал выработавшейся у него рутине, когда переводил с русского языка на английский, — сначала бегло прочитывал весь текст, чтобы понять общее содержание, а потом изучал документ более внимательно. Только после такого тщательного изучения он брался за перо и чернила, чтобы приступить к переводу.
Эта работа была утомительной, но она ему нравилась. Ему всегда нравились загадки. Он мог сидеть за переводом по многу часов, вспомнив лишь вечером, когда уже зашло солнце, что он не обедал. Но даже он, который был так увлечен своей работой, не мог понять, как можно провести весь день, наблюдая за человеком, который сидит за письменным столом и переводит документы.
Вот и сейчас она опять стоит у своего окна. Наверное, думает, что хорошо умеет прятаться, а он совершеннейший олух.
Он усмехнулся. Она понятия не имеет, кто он. Он работает на самый скучный отдел военного министерства — на тот, который занимается документами и секретными бумагами, но он хорошо обучен. Он провел в армии десять лет, большинство из них — на континенте, где наблюдательность и острое чувство маневра могли сыграть решающую роль, когда дело касалось жизни или смерти.
Он, например, заметил, что у нее есть привычка заправлять за ухо выбившуюся прядь волос. А поскольку она иногда наблюдает за ним вечером, он знал, что когда она распускает свои густые светлые волосы, они доходят до середины ее спины.
