— Я предпочла бы подобной сказке откровенное признание в соучастии, — холодно возразила она.
Опять глаза молодого человека раскрылись, опять в них сверкнула искра, но тотчас же потухла под пеплом.
— Итак, моя супруга настолько мало уважает меня, что даже не верит моим словам? — сказал он с заметным оттенком горечи.
На прекрасном лице Евгении, обернувшейся теперь к мужу, действительно отражалось глубочайшее презрение, которое слышалось и в голосе, когда она возразила:
— Ты должен простить мне это недоверие, Артур. Еще прежде, чем ты переступил порог нашего дома с целью, мне хорошо известной, я знала тебя по слухам, ходившим о тебе в резиденции, которые…
— Рисовали мой портрет не в очень выгодном свете! Воображаю! Не будешь ли ты так добра сказать мне, что рассказывали обо мне в резиденции?
Молодая женщина решительно посмотрела на мужа.
— Говорили, что Артур Берков живет по-княжески и бросает на ветер сотни тысяч для того, чтобы снискать расположение аристократической молодежи и таким образом заставить всех забыть о своем мещанском происхождении. Говорили, что в компаниях молодых людей, известных своими буйными похождениями, он самый неуемный из всех; что еще говорили о нем, мне как женщине стыдно пересказывать.
Рука Артура, лежавшая на ручке кресла, при последних словах невольно ушла глубже в мягкую шелковую обивку.
— И ты, конечно, не считаешь достойным труда попытаться исправить этого «погибшего», над которым общественное мнение произнесло свой приговор?
— Нет.
Это «нет» дышало ледяным холодом. Легкая судорога пробежала по лицу молодого человека, и он быстро выпрямился.
— Ты более чем откровенна! Тем лучше: всегда выгоднее заранее выяснить отношения друг с другом, тем более нам, которым первое время придется жить вместе. Нельзя изменить того, что сделано вчера, по крайней мере так скоро, не рискуя поставить себя в смешное положение. Впрочем, если ты затеяла этот разговор, чтобы показать мне, что я, хотя и добился руки баронессы Виндег, несмотря на свое мещанское происхождение, должен тем не менее держаться как можно дальше от нее, — а я думаю, что ты сделала это единственно с таким намерением, — то ты вполне достигла своей цели. — Тут Артур принял опять обычный скучающий и равнодушный вид. — Однако прошу тебя, чтобы подобные сцены не повторялись. Я ненавижу всякие сцены, мои нервы решительно не выносят их, жизнь должна идти своим чередом без этих ненужных вспышек. Теперь я хочу предупредить твое желание и оставить тебя одну. Извини, что я ухожу.
Он взял стоявший на столе серебряный подсвечник и вышел из комнаты, но за дверью задержался на минуту и обернулся назад. Теперь искра в глазах молодого человека не тлела, а разгоралась ярким пламенем — это продолжалось не более секунды, но, когда он проходил переднюю, пламя свечей, которые он нес, сильно колыхалось — от сквозного ли ветра или оттого, что рука, державшая их, дрожала?
Евгения осталась одна и с облегчением вздохнула, когда дверь за ее супругом закрылась: она добилась того, чего желала. Ей захотелось подышать свежим воздухом после этой сцены, и, подойдя к балконной двери, она раздвинула портьеры и открыла ее; весенний воздух был мягок и полон благоуханий. Звезды слабо мерцали сквозь легкие облака, покрывавшие небо, и неясные контуры ландшафта постепенно исчезали в надвигавшихся сумерках. С террасы доносился аромат цветов, в саду журчали фонтаны. Все дышало миром и покоем, только не было их в сердце молодой женщины, первый раз переступившей сегодня порог своего нового дома.
Глухая мучительная борьба последних двух месяцев кончилась, но ведь она только и поддерживала ее. Героические натуры всегда находят нечто возвышенное в том, чтобы пожертвовать своим будущим для другого, спасти кого-то ценой своего собственного счастья, принести себя в жертву неумолимой судьбе ради любимого человека. Но теперь, когда эта жертва принесена, когда спасение совершилось, когда стало не за что больше бороться, исчез и романтический ореол, которым дочерняя любовь окружала до сих пор решение Евгении, и перед ней с беспощадной ясностью встала вся безотрадность ее будущей жизни. В этот теплый, напоенный ароматами весенний вечер долго сдерживаемое горе пробудилось наконец в груди молодой женщины, ожидавшей от жизни своей доли любви и счастья и так горько обманувшейся. Она была молода и красива, красивее многих других, принадлежала к древнему благородному роду Виндегов и с ранней юности наделяла героя своих грез всеми блестящими рыцарскими достоинствами собственных предков.
Само собой подразумевалось, что он должен быть равен ей по положению и происхождению. И что же? Если бы еще навязанный ей супруг обладал характером и энергией — качествами, наиболее ценимыми в мужчине, она, возможно, и простила бы ему его мещанское происхождение, но этого бесхарактерного человека она презирала еще до того, как узнала его. Разве оскорбления, которые она намеренно бросала ему в лицо и которые вывели бы из себя любого другого человека, хоть сколько-нибудь подействовали на него? Утратил ли он хоть на минуту свое безразличие, когда она так резко выразила ему свое презрение? А когда им сегодня угрожала опасность, пошевелил ли он пальцем, чтобы спасти себя и ее? Другой, посторонний должен был с опасностью для жизни броситься навстречу взбешенным лошадям и остановить их. Перед глазами Евгении возник образ молодого человека с мрачным взглядом голубых глаз и окровавленным лбом. Ее муж не позаботился даже узнать, не опасна ли, возможно, даже не смертельна ли рана его спасителя, а ведь без его энергичной помощи они погибли бы.
Молодая женщина опустилась в кресло, закрыв лицо руками, и все, что она пережила и перестрадала в последнее время, в эту минуту нахлынуло на нее со страшной силой и вырвалось наружу в полном отчаянии возгласе: «Боже мой, Боже мой, как я вынесу эту жизнь!?»
Глава 4
Обширные рудники и заводы Беркова находились в одной из провинций, отдаленных от резиденции. Окружавшая их местность не представляла собой ничего привлекательного. Лесистые горы — и ничего больше; на много миль вокруг только темная зелень елей, которыми поросли и возвышенности, и долины, с разбросанными кое-где деревеньками и хижинами, и лишь изредка — фермами и поместьями. Почва здесь была малоплодородная, все ее сокровища скрывались в земле, а потому жизнедеятельность окрестных жителей сосредоточивалась во владениях Беркова, где сокровища добывались в громадных размерах.
Лежали они довольно уединенно, в стороне от большой дороги, даже ближайший город находился на расстоянии нескольких часов езды; но эти владения со множеством разбросанных в долинах жилищ и мастерских сами по себе составляли целый город. Все вспомогательные средства, какие только могла предложить наука, все, что можно было сделать машиной и человеческими руками, — все было применено здесь, чтобы вырвать у подземных духов их сокровища. Целая армия управляющих, техников, инспекторов и смотрителей под руководством директора составляла большую колонию, хотя из нескольких тысяч рабочих только незначительная часть обитала в колонии, остальные же жили в окрестных деревнях. Предприятие, которое было начато в скромных размерах и поднято до нынешних высот только теперешним владельцем, казалось слишком огромным для частного человека и поддерживалось действительно колоссальным состоянием. Оно было самым значительным во всей провинции и потому имело преобладающее значение в горной промышленности не только этой провинции, но и всей страны, и ни одно из подобных предприятий не могло сравниться с ним. Эта колония с огромным количеством машин и рабочих рук, с бесчисленными постройками составляла некоторым образом отдельное государство, а хозяин ее являлся таким же полновластным государем, как владелец какого-нибудь маленького княжества.
