там Болотникова войсками Шуйского в 1606—1607 гг.: “...одно из моих поместий было в той же местности, и мне пришлось там остаться” (стр. 140).
Нет никаких оснований считать, что село Крапивну с деревнями Буссов получил от Лжедимитрия I. Сам Буссов ничего не говорит о такого рода актах Лжедимитрия I, хотя и очень подробно рассказывает и о личности самозванца и о его правлении. Напротив, он даже отмечает, что пострадал в связи с приходом к власти Лжедимитрия I, “потеряв свое имущество”, как и “многие другие честные люди, из тех, кто жил за городом в незащищенных поселениях и ввиду приближения войска (Лжедимитрия I, — И. С.) перенесли все свое добро в докторские дома” (лейб-медиков Бориса Годунова, — И. С.), которые были разгромлены москвичами. “При этом, — добавляет Буссов, — и я и мои близкие тоже потерпели немалый убыток” (стр. 107).
Этот эпизод с “убытками”, понесенными Буссовым при воцарении Лжедимитрия I, важен не только в плане рассмотрения вопроса о времени получения Буссовым его имений. Он не менее важен и в том отношении, что позволяет составить себе представление о лице Буссова в 1605 г., в конце царствования Бориса Годунова. Положение Буссова в этот момент можно расценить как весьма устойчивое и благополучное. Такой вывод в равной мере вытекает как из того, что Буссов обладал в это время достаточно ценным имуществом, которое он стремился сохранить от случайностей войны, так и из факта хранения этого имущества в домах столь привилегированных лиц, как придворные врачи-иностранцы Бориса Годунова.
Этот последний вывод заставляет сделать заключение, что Буссов получил свои имения при Борисе Годунове. Надежным подтверждением такого заключения служит рассказ Буссова о раздаче 18 декабря 1601 г. в Разряде поместий и денежного жалования группе лифляндцев — тех самых, которых не пустил в Нейгаузен преемник Буссова фон Фитингофен и которые затем вышли из Ливонии в Россию, вероятно, почти в одно время с Буссовым.
Подробнейшим образом описывая всю историю с лифляндскими выходцами, начиная от перехода ими русской границы и вплоть до верстания земельным и денежным жалованьем в Разряде 18 декабря 1601 г., Буссов ни разу не упоминает о себе. Но щедрость правительства Бориса Годунова, подчеркиваемая Буссовым в его рассказе о лифляндцах, по отношению к Буссову, бегство которого из Ливонии в Россию явилось следствием его действий в Ливонии в качестве тайного агента Бориса Годунова, была во всяком случае не меньшей (а, конечно, большей), чем по отношению к простым выходцам-иностранцам.
Итак, можно думать, что Буссов сразу же по приезде в Россию стал служилым человеком, осуществив свой план — поступить “ко государю в службу”, о котором сообщал в своей отписке Борису Годунову псковский воевода Голицын. Однако в чем состояла эта “служба”?
Аделунг, касаясь вопроса о занятиях Буссова, замечает: “...он жил в Москве, но чем занимался, этого из его сочинения не видно”[44]. Действительно, то, что Буссов с 1601 г. жил в Москве, с бесспорностью вытекает и из заголовка Дрезденского списка его Хроники, где Буссов прямо назван “жившим тогда в Москве немцем”; и из его описания голода 1601—1603 гг., где Буссов говорит, что он видел “собственными глазами” ужасы этих лет в Москве (стр. 97); и из рассмотренного уже эпизода с “убытками”, из которого мы узнаем даже о том, что Буссов жил вне городских стен Москвы (“в незащищенной местности”), т. е., вероятнее всего, в Немецкой слободе; и из описания времени правления Лжедимитрия I, содержащего колоритный рассказ о том, как Буссов был в гостях у Басманова и обсуждал с ним вопрос: истинный ли царь Димитрий или самозванец (стр. 132); и, наконец, из рассказа о восстании в Москве 17 мая 1606 г., где Буссов говорит, что он сам наблюдал сцены расправы москвичей с польской шляхтой (стр. 123), а также, что он “очень хорошо знал” Лжедимитрия I, “когда он еще был жив”, и “видел его после того, как он был убит” (стр. 129).
К этим материалам о пребывании Буссова в Москве, извлеченным из его Хроники, можно добавить содержащееся в письме Буссова герцогу Брауншвейгскому заявление, что он, Буссов, участвовал в похоронах принца Иоганна Датского, умершего в Москве 28 ноября 1604 г. и похороненного у церкви в Немецкой слободе.
Но, будучи чрезвычайно красноречив в изображении описываемых им событий и лиц, Буссов тщательно избегает говорить о том, что он сам делал в Москве и в каком отношении находился к этим лицам и событиям. Пожалуй, лишь рассказ о Басманове дает некоторую возможность более конкретно представить себе занятия Буссова в 1601—1606 гг.
Этот интересный и важный рассказ имеет следующий вид: “Господина Басманова, который был преданнейшим слугой Димитрия и отдал за него свою жизнь (о чем уже говорилось выше), я однажды, когда он, будучи очень благосклонным и расположенным ко мне, пригласил меня в гости, всячески, но в большой тайне просил и уговаривал открыть мне доверительно правду о нашем милостивом государе: прирожденный ли он наследник или нет? Тогда он доверительно сказал мне следующее: „Вы, немцы, имеете в нем отца и брата. Он вас любит и возвысил вас более чем кто-либо из прежних царей, и я знаю, что вы верны ему“” (стр. 132).
Как и когда могли сложиться такие отношения между Буссовым и Басмановым? Конечно, многое в рассказе следует отнести за счет стремления Буссова как можно больше сократить дистанцию между первым советником Лжедимитрия, каким являлся боярин П. Ф. Басманов, и служилым иноземцем — автором рассказа. Однако нет оснований ни отрицать самый факт нахождения Буссова “в гостях” у Басманова, ни ставить под сомнение возможность “доверительного” обсуждения Басмановым и Буссовым вопроса о личности Лжедимитрия. В пользу наличия в рассказе Буссова реальной основы говорит, в частности, такая стилистическая деталь, как называние Буссовым Лжедимитрия I “нашим милостивым государем” (в настоящем времени, — словообразование, ведущее именно ко времени правления Лжедимитрия I). Но отсюда следует, что отношения между Буссовым и Басмановым действительно были достаточно близкими и тесными.
Из рассказа Буссова о его беседе с Басмановым можно извлечь и еще некоторый материал, характеризующий положение Буссова. Слова Басманова о “немцах”, которых “возвысил” Лжедимитрий и которые “верны” ему, имеют в виду и самого Буссова. Это дает основание рассматривать их как указание на то, что Буссов не только продолжал “верно” служить при Лжедимитрий I, но и был им “возвышен”. Иными словами, можно полагать, что Буссов при Лжедимитрий I занимал пост какого-то начальника среди иноземных наемников. Но если признать
