Кот, как всегда, не обращал внимания на хозяйку.
— Рада, что вы поладили.
Это было действительно так.
Птица — рождественский подарок Райана. Я не пришла в восторг, зато Берди был поражен с первого взгляда.
После моего отказа попробовать жить вместе Райан предложил совместную опеку над попугаем. Когда я в Монреале, Чарли у меня, когда в Шарлотте — у Райана. Берди обычно путешествует со мной.
Соглашение меня устраивало, а кот и попугай стали друзьями — прямо не разлей вода.
Я пошла на кухню.
— Пора, — проскрежетал Чарли. — Не забудь птичку.
На следующее утро я проснулась в семь и к восьми была в лаборатории.
Первый час провела, распознавая, помечая и описывая части черепа Ферриса. Еще не был готов глубокий анализ, но уже виднелись тонкости, приоткрывающие занавес. И ставящие в тупик.
На утреннем совещании все шло по стандартному списку: тупость, бесчеловечность и банальность.
Двадцатисемилетнего парня ударило током, когда он мочился на рельсы станции метро в Люсьен-эль-Аллье.
Плотник убил поленом жену, с которой прожил тридцать лет, потому что она не хотела идти за дровами.
Пятидесятидевятилетний наркоман перебрал дури в дешевой ночлежке около ворот Чайнатауна.
Ничего интересного для антрополога.
В девять двадцать я вернулась в офис и позвонила Джейкобу Драму, моему коллеге в Шарлотте. Сработал автоответчик. Я оставила сообщение — попросила перезвонить. Еще час я занималась Феррисом, когда, наконец, зазвонил телефон.
— Эй, Темпе!
Мы, южане, когда здороваемся, кричим «эй!» вместо «привет». Чтобы предупредить, привлечь внимание или возразить друг другу, мы также говорим «эй».
— Эй, Джейк! В Шарлотте сейчас, наверное, выше пятидесяти. Мерзнете?
Зимой южанам нравится расспрашивать о погоде в Канаде. Летом интерес пропадает.
— Холодно, — ответил он. — Предпочитаю работать там, где тепло.
— Закончил раскопки?
Джейк занимался раскопками в библейских местах уже почти тридцать лет.
— Так точно, мэм. Вырыли синагогу, построенную в первом веке. Планируем потратить на нее несколько месяцев. Набрали новую команду. Теперь практически живу в Израиле. В субботу встречаюсь с главным по проекту в Торонто — и сразу обратно. В университет заскочил, чтобы уладить кое-какие дела. Ты хоть представляешь, какие редкости мы нашли?
— Я так понимаю, речь идет о синагогах в Масаде и Гамале? Это потрясающе! Слушай, рада, что поймала тебя. Хочу кое о чем спросить.
— Выкладывай.
Я описала фотографию, опустив подробности по поводу того, откуда она взялась.
— Говоришь, снимок сделан в Израиле?
— Привезен оттуда.
— Сделан в шестидесятые?
— На обороте написано: «Октябрь, 1963». И еще какие-то знаки — возможно, адрес.
— То есть ничего конкретного.
— Ну да.
— Мне нужно посмотреть.
— Я отсканирую и пришлю фотографию по электронной почте.
— Ничего не обещаю.
— Спасибо, что хоть согласился взглянуть.
Я знала, что за этим последует. Джейк обязательно применит запрещенный прием.
— Давай обратно к нам, Темпе! Не забывай, твое призвание — археология!
— Очень бы хотела, но сейчас не могу все бросить.
— Как всегда.
— Совершенно верно. Как всегда.
Закончив беседу, я поспешила отсканировать фото. Затем переслала файл на компьютер в лабораторию, а уже оттуда — на ящик Джейка.
Потом опять вернулась к Феррису.
Составить модель черепа — весьма непростая задача. Правильный результат получается, только когда применяешь знания о биомеханических свойствах кости и учитываешь факторы, повлиявшие на перелом.
Просто, не правда ли?
Кость, хоть и кажется твердой, но все же имеет некую эластичность. Если надавить, она растянется и деформируется. Когда лимит эластичности превышен, кость ломается.
Это что касается биомеханики.
Обычно череп ломается в слабых местах, которые определяются индивидуальными особенностями искривления и соединения костей.
Это внутренние факторы.
Внешние факторы включают размер, силу и угол, под которым нанесен удар.
Теперь подумайте вот над чем. Череп — дырявая сфера с выпуклостями и изогнутостями. Само собой, он сломается, если врезать по нему каким-либо предметом. И пуля 22-го калибра, и двухдюймовая труба одинаково могут послужить этим самым предметом. Только пуля проникает быстрее и оставляет меньшее отверстие.
Уловили смысл?
Несмотря на очень сильное повреждение, было очевидно, что у черепа Ферриса не просто перелом. Чем больше ясмотрела, тем меньше могла объяснить.
Я рассматривала под микроскопом затылочную кость, когда зазвонил телефон.
Джейк Драм. Я сразу его узнала.
— Откуда, говоришь, у тебя это фото?
— Ни откуда. Оно…
— Кто тебе его дал?
— Мужчина по имени Кесслер. Но…
— Снимок все еще у тебя?
— Да.
— Сколько ты еще пробудешь в Монреале?
— Мне нужно слетать в Штаты на выходные, но…
— Если я завтра же буду в Монреале, ты покажешь мне оригинал?
— Да, Джейк…
— Уже звоню в аэропорт. — Его голос дрожал. — Фотографию спрячь!
В трубке послышались гудки.
4
Я уставилась на телефон.
Что могло заинтересовать Джейка до такой степени, что он бросил все дела?
Я положила фотографию на тетрадь перед собой.
Если я права насчет стрелки, значит, тело вытянуто с севера на юг, а голова смотрит на восток. Руки скрещены на животе. Ноги полностью выпрямлены.
Кроме легкого смещения тазовой и бедренной костей, анатомически все было идеально. По-моему, даже слишком. Коленные чашечки лежат ровнехонько, хотя обычно смещены.
Что-то еще не так. Правая малоберцовая кость находилась внутри относительно правой большеберцовой кости. А должна была быть снаружи. Вывод: тело трогали.
Интересно, археологи ошиблись или сделали это специально?
Я поместила фотографию под микроскоп, уменьшила мощность и настроила оптоволоконную подсветку.
На земле вокруг костей были следы. При увеличении я смогла различить как минимум два разных рисунка подошв.
