class="p1">А что вы хотите от шестилетнего ребёнка? Дети вообще существа жестокие, а в приюте – особенно. Там некому было прививать доброту и человеколюбие, всем плевать на детей, если они, конечно, не свои. Да и не очень я понимала тогда, что собиралась сделать. Просто хотела причинить боль – так же, как он это делал мне. Но меня оправдывает хотя бы то, что я мстила. Не хотите у него спросить: за что он меня бил и поджигал ежедневно, да при этом не один, а целой толпой?
Так я и не узнала, чем закончилось дело с ним. Скорее всего, выжил: дети пластичны, а силёнок, чтобы по-настоящему ударить и проломить череп, у меня тогда не было, к сожалению. Нет, если бы отсидела срок в карцере от звонка до звонка, наверно, в итоге выяснила бы последствия своих действий. Но такому не суждено было случиться. Потому что однажды ночью, через три дня после инцидента, за мной пришли прямо в карцер. Предчувствие надвигающихся неприятностей, так донимавшее меня ещё в клинике, да и здесь, в приюте, никуда не девшееся, не обмануло.
Нет, это были не органы правопорядка. Несовершеннолетнему ребёнку, шести лет от роду, вряд ли решили бы предъявить обвинение в предумышленном убийстве или причинении тяжких телесных. А вот оживший кошмар в виде щита и двух букв «SN» внутри него меня догнал.
Два мордоворота вломились в мою комнату. Мою в том смысле, что карцер я уже считала своим личным пространством и собиралась всеми правдами и неправдами тут остаться, даже если для этого мне придётся отлупить палкой всех воспитанников приюта вместе с воспитателями. Тут было хорошо, тепло, сухо и тихо. А главное, одна – и никого больше. Мечты, мечты.
Впрочем, ворвались – слишком громко сказано. Открыли дверь и вошли. Я спросонья вообще ничего не поняла. Меня грубо сдернули с кровати и со словами: «Её мы забираем» – куда-то поволокли.
Никто ничего не объяснял. Мелькнуло лицо дежурной воспитательницы, белое как мел. Видимо, и она испугалась. Возможно, было чего бояться, я ж не знаю, что ей сказали эти ребятки. Одеты одинаково, в комбинезоны тёмного цвета, а поверх них что-то типа длинных плащей с глубокими капюшонами. Всё происходило в свете ночного, синего, освещения, потому цвета плохо различала, да и напугана была.
Я упиралась, конечно, пробовала даже кусаться, но на все мои действия получала в ответ тумаки и зуботычины. Причем тот, который меня тащил, особо не сдерживался. Кричать я не могла, разве что громко хрипеть. Но кто ночью услышит? Все же спят. И ни один человек по дороге не встретился, как назло. Некому было поднять тревогу и вызвать правоохранительные органы. Не удивлюсь даже, что если б всё же встретился кто, то, скорее всего, постарался бы забыть поскорее и убраться с дороги от греха подальше. Две здоровенные, зловещие фигуры, одна из которых волочёт извивающегося уродца – сюр, да и только.
Всё происходило быстро и как во сне. Но настоящий ужас пришёл тогда, когда тот, что тащил, начал меня брыкающуюся заталкивать во флаер. Я ж растопырилась, как краб, не желая подчиняться. В общем, во время короткой борьбы плащ с одной стороны случайно отогнулся и там, на груди комбинезона, я увидела тот самый логотип. Вот когда меня максимально накрыло ужасом. Это был конец. Они пришли, чтобы добить. Спасибо СМИ, которые любезно подсказали открытым текстом о выжившем свидетеле и где его надо искать.
Сильный испуг придал сил. Я начала биться с отчаянностью приговорённого к смерти, ведь, по сути, это так и было. Пусть дознаватели, приходившие ко мне в клинику, в итоге решили, что малявка ничего не видела и не запомнила от сильного испуга, но настоящий виновник преступления так не считал. Он решил на всякий случай зачистить последние следы в виде обгорелого ребёнка. Ну что же, в логике ему не откажешь.
Однако брыкалась я недолго. Прозвучали слова: «Да сдохни уже, наконец!» – в голове образовалась яркая вспышка, и всё.
Больше я своих похитителей не видела, видела лишь быстро удаляющийся флаер. Вернее, это не он от меня удалялся, а я от него удалялась, потому что падала с большой высоты спиной вниз. Догадываюсь, меня тупо сбросили, посчитав, что и этого хватит. А может, думали, что уже концы богу отдала. Хрен его знает, короче. Да только снова не добили. Вот честно, на месте хозяина исполнителей я б избавилась от этих идиотов. А проверить и произвести контрольный в голову?
Не знаю, что спасло меня от мгновенной смерти при падении. Может, малая, по сравнению с земной, гравитация Марса, а может, мягкая (относительно мягкая) куча хлама, на которую я шмякнулась, или высота этой кучи да её крутые склоны, по которым я кувыркалась, ломая руки и ноги, постепенно гася скорость. Сюда же, наверное, можно приписать большую и достаточно глубокую лужу зловонной жижи, в которую я под конец со смачным плеском угодила. Правда, были ещё те, кто выловил меня из той лужи.
Так или иначе, все эти факторы в совокупности, скорее всего, и помогли. Не случись хотя бы один из них на ломаной траектории моего движения, финал был бы гораздо печальнее. Впрочем, может, оно так бы и лучше. Как говорится, когда ты уже умер и успокоился (ведь все беды теперь как бы позади), вдруг нашёлся кто-то, кто тебя оживил. И ты понимаешь, что покоя снова не предвидится. Зато продолжение мучений гарантировано.
Не удивительно, что так мало запомнилось о пребывании в приюте. Сколько я там пробыла? Даже имён одногруппников всех не знала. Знакомиться со мной никто не спешил, а я не лезла, понимая своим скудным детским умишком, что так будет лучше – безопасней. Знала только имена тех, кто больше всего донимал, но то понятно.
К тому же считать тоже толком не умела. Родители, конечно, занимались со мной, но многому не успели обучить. Так что реально посчитать время, проведённое в стенах казённого приюта, возможности не было. Тем более считать в днях (которых при отсутствии окон не видно), неделях и месяцах. Особенно когда не понимаешь, что такое месяцы и времена года, ибо никогда вживую их не наблюдала: в космосе всегда одно время года. Ведь счёт летоисчисления идёт по земным стандартам, о которых в шесть лет, по причине отсутствия этих стандартов перед глазами, задумываешься меньше всего. Но теперь, вспоминая ощущения, могу предположить, что примерно месяца два числилась воспитанником «Марсианского тюльпана». Негусто, в общем.
