class="empty-line"/>
По сторонам Света: на север – на юг, на восток – на запад… Потянись к небу – присядь и коснись с благодарностью Земли, двигайся медленно и плавно, ниже ниже – просто стелись по Земле…
– давай пройдёмся, смотри, смотри вокруг, ты должен видеть: всё уже здесь, Земля – Небо, деревья, цветы, всё в симметрии и равновесии… Ну да ладно, на сегодня всё, ты должен делать это каждый день, каждый…пока…
Пока, пока, учитель Вань…
раннее утро
между домами пробился
солнечный луч
***
После дантиста.
Скалю зубы
знакомой собаке.
После хирурга.
Машу костылём
Собачьей стае
(taleko)
После окулиста
cмотрю на счёт
не веря глазам.
После гинеколога.
Отпаиваю мужа
Валерьянкой
(taleko)
После уролога.
Бесшумно крадётся
мартовский кот.
Что есть в жизни лучше паровоза
(кроме, как на мизере в ростовском преферансе, это для тех, кто в теме)
Играли же сутками напролёт в мехматском общежитии, в дыму, в чаду, у некоторых даже не было зимней одежды – а зачем? называлось – семейная пуля.
Любой здравомыслящий человек (если он человек, конечно, а не какая-то там козявка) ответит – ничего, ничего нет лучше в жизни паровоза.
Погода выдалась с утра отменная, тепло, ветрено и не жарко, этакая переменная облачность. Я рванул в бюджетный PX-MART, и, сам того не ведая, на обратном пути тормознул, как обычно, в Музее Железных Дорог.
Оно как-то почти сразу пошло, в магазине на витринах Pilsner Urquell не оказалось,
– ну вот и хорошо, вот и славненько, последую домой без остановки, выбор Erdinger я ещё готов был одолеть…
– и здесь на тебе, сюрприз, наоборот, – в холодильнике магазина нарисовался Pilsner Urquell по цене 2$ за 0.5l. Это уже оказалось ударом ниже пояса…
И вот я на музейном поле.
Выставочное огромное поле с множеством заброшенных путей, разнообразных железных монументов, включающих, как Кинг-Конга, неких впечатляющих двигателей, огромного нечеловеческих размеров чугунного патефона, так и огромных штопоров, поясняющих, видимо, правило буравчика. Ну и главным экспонатом, конечно огромный паровоз, стоящий на приколе уже лет восемьдесят. Я всё время усаживаюсь на деревянных стульях под огромным, так сказать, деревом боддхи, невдалеке от паровоза.
Огромная, немыслимая чёрная стать его поражает, головная труба и колёса придают уверенности: а если бы он ещё и поехать мог…пар пустить и гудок подать (как в известном анекдоте). В его зоне чувствуешь себя неказистой козявкой (до Pilsner Urquell)…
(Поневоле вспоминается Венедикт Ерофеев: «Все на свете должно происходить медленно и неправильно, чтобы не сумел загордиться человек, чтобы человек был грустен и растерян».)
Это ли не правильная постановка нашего отношения к проявленному миру?
Последние сомнения, всё-таки, не покидают меня – не зря ли я тормознул, не ошибся ли? Огляделся….
Всё-таки тайваньцы – они другие – нет такого решительного размашистого шага, сосредоточенно – отрешённого следования заранее поставленной шефом цели; при прочих равных, они улыбчивые, разреженные и добродушные.
В который раз удивляешься, как не возвратишься в Москву, завидки берут, такое впечатление, что все вокруг точно знают, даже в маршрутке, куда и зачем они бегут, гонят, спешат, добиваются, не помня себя, уверены в том, что было до, и что будет после… Сам же в вечных сомнениях, не уверен ни в чём и готов положиться на волю всевышнего… Ну да каждому своё место, и все будут научены богом…
Рядом расположилась группа студентов, счастливы и закатываются хохотом по ерунде…Парень один (красавчик) всё время подскакивает и пускается в хип-хоп пританцовку – ему просто трудно усидеть…
А мне легко, очень легко усидеть, особенно с Pilsner Urquell…
Невдалеке от могучего паровоза расположены качели, такие двухместные, для влюблённых.
Неожиданно подтаскивается к качелям старик с детской коляской.
– Ну, думаю, сейчас начнётся, выгрузит своего спиногрыза внука/внучку и пойдут вопли, плачи канюченья и все вытекающие…
Внезапно вместо спиногрыза старик выгружает одну за другой трёх псинок, типа карликовых пуделей, одна из которых, одетая по последнему слову собачьей моды, тут же мчится ко мне здороваться…
– ну здравствуй, здравствуй, я бы тоже тебя обнюхал, только я перед тобой, неуклюжий неумёха…
Отгуляшись, все четверо двигаются опять к качелям, и старик усаживает всех псинок на качелях и начинает их раскачивать…
– восторгов псинкам нет предела…
Потом он всех грузит в открытую коляску, и они двигаются, все три псинки прозорливо смотрят вперёд…
Следующими меня окружают и обосновываются вокруг велосипедные экстремалы:
– угадываю по лицам и велосипедам с огромными шинами, что они только спустились с гор, я очень хорошо знаю это ощущение отрешения после гор, это не что-то здесь в долине, сердце осталось в горах, внутри всё поёт и играет…
Случайностей на этом свете не бывает, я среди них оказываюсь за своего,
– ну подумаешь, сидит человек с Pilsner Urquell, прохожим, свидетелем, наблюдателем, что такого…
С молодыми вообще – хорошо, они мало чему удивляются, просто принимают, в то время, как мимо гуляющие “пожившие” – оглядывают, всматриваются, удивляются, анализируют, а нечего анализировать…
Луше паровоза всё-равно нет ничего на этом свете…
***
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ЗИМЫ
Небо без облачка!
Навернулся
На замёрзшей луже.
Утренний ледок.
Цокотят по улице
Зимние сапожки
Замёрзшую лужу
С криком хааа
Пробью каблуком
***
Искрятся лужи
Дразнящее нахал
Лишь прибавляет сил
***
основа всех основ – безделье
безмерно очарующее зелье
не брошу я вовек курить сей фимиам
да глупостью смешить донельзя милых дам
деньрожденьевские причуды
Летняя эстрада
Смешит лысина
Конский хвост
Я с Радом радоваться рад
Я с Радом всем не Радам рад
Я с ним иду как в Детский Сад
Я с ним и кашу сьесть смогу
Но только если он прикрикнет – через не могу!
У бога попросил не то чтоб откровений
Но чисто по-простому – вдохновений
На дальнозоркие минуты ночных бдений
И утренний апофеоз отдохновений
Под перстом указующим его – свершений
Пресечь грудастых дев призывных песнопений
И чтоб ты думал –
Бог молчал, призывам он не отвечал
Он только ботами качал
Крепись – мне Муза говорит
Не срач в душе
