медвежья шуба, подаренная ему одной из тех разбитных русских княгинь, без которых нынче так же трудно представить себе приличную художественную мастерскую, как бильярдиста без шаров.
Княгиням Генри нравился, потому что своим мощным сложением и щетиной во всю щеку он напоминал им об оставленных на родине возлюбленных сибирских мужиках. Но что для русской княгини здорово, то для добропорядочного слуги с Беркли-Меншнз — смерть. Поэтому, впервые узрев шубу и объяснив своему сознанию, что ее появление среди присутствующих, да еще без медведя внутри, не является фикцией, Шимс побледнел так сильно, будто ему щеки натерли мелом. Еще немного, и он бы грохнулся, как шар — в лузу. Оплывающего в полуобморок камердинера пришлось, разжав пальцами его судорожно сжатые челюсти, долго отпаивать виски из бутылки, которую держал в руке юный Баскервиль, пока бедняга смог произнести одеревенелыми губами: «Прекрасно-с».
Итак, я прильнул к заветной щели (не подумайте чего худого) сперва глазом, а потом ухом, гадая, хлопнется ли опять Шимс оземь, как загулявшийся сурок, среди зимы взглянувший вдруг на календарь, или привычка окажет свое благотворное действие на его нежные нервные окончания. И то, что я узрел таким образом, меня поразило.
Сразу должен сказать, что за время, пока мы не виделись, Генри не счел полезным сменить гардероб. Все так же с его плеч ниспадала медвежья шуба, все так же он сжимал в руках седло и все так же был похож на одного из тех бодрых, жизнерадостных щенков ньюфаундленда, которых наша аристократия поставляет Америке в лице своих благородных отпрысков. Глядя на этих щенков, все еще породистых, но уже не бонтонных, начинаешь понимать, каким был английский бульдог прежде чем выродился в нечто такое, чему отсутствие денег и большевицкая пропаганда придает сходство с сонным упырем. Добродушие, энергия, оптимизм — вот что было написано в больших карих глазах Генри Баскервиля, когда он вручил Шимсу (тот и бровью не повел) седло и шубу, развалился в кресле, сладко потянулся, зевнул во весь рот и на какое-то мгновение застыл, смачно вперившись в стену. Аж радостно за него стало — такой амбал, а сущее дитя. Правда, проделав все это, он вскоре засомневался, что поступил достаточно пуккасагибно, и в его позе появилось нечто бледнолицее, нечто тугое, как воротничок.
— Шимс, — спросил он после паузы, — скажите, вас не беспокоит, что я положил ноги на этот столик?
— Нисколько-с, — ответил Шимс, все еще не грохаясь оземь, — если вам так удобно, вы можете положить на столик хоть все четыре ноги-с.
— Четыре? Почему четыре? А, я понял! Это английский юмор, вы намекаете на мою лошадь. Вы хотели, что б я положил на этот стол старушку Фру-Фру и сел сверху! Ха-ха-ха, шалунишка! Кстати, о лошади. В доме есть что-нибудь выпить?
— Конечно-с, у мистера Вустона прекрасный винный погреб-с. И нет необходимости произносить это слово шепотом-с. В Англии суровый климат, и учитывая это прискорбное обстоятельство-с, наше правительство не сочло возможным ввести сухой закон, дабы не оставлять своих сограждан один на один с разбушевавшейся стихией-с.
— А, да-да, конечно. Эти жадные шотландцы, эти маленькие вискокурни высоко в горах, без лицензии, чтобы не платить налоги… Потом вдруг за спиной у бармена, как из воздуха, возникают бутылки, пиво варят буквально в соседней комнате, и полиция говорит: это божья роса… Хоть вообще-то я бы не сказал, что в Англии холодно.
— Правда-с?
— А то! Когда я две недели назад садился на корабль, шел дождь со снегом, а здесь у вас просто какие-то тропики.
Последняя реплика вызвала в камердинере метеорологический скепсис.
— Возможно-с, именно эти две недели и являются причиною столь благотворных изменений климата-с? — ввернул он, намекая, что, дескать, весна, она и в Африке весна, и не всяким приезжим судить об английской погоде.
— Да нет, Шимс. Англия вообще не такая, как Америка. Здесь люди другие. Все ходят в этих смешных лысых пальто, с зонтиками. Кстати, Шимс, я ведь теперь тоже решил одеваться как истинный англичанин.
— В самом деле-с? — уточнил Шимс. — Поразительно!
— Ага, — заверил его Генри. — Но я одного не пойму, у вас тут сплошные магазины, а выбрать нечего.
— Тогда, может быть, имеет смысл воспользоваться услугами портного-с?
— Нет, на портных у меня аллергия. Казалось бы, я уже при деньгах, дядюшкин поверенный Мортимер переслал некую сумму, чтобы я сюда приехал, а они все равно продолжают подавать на меня иски в суд. Зачем мне, вступая в новую жизнь, опять прикармливать этих кровопийц? Или кровопийцев? Ведь я же не знаю, как все обернется.
— Резонно-с.
— Странно, что вы усомнились в моей резонности, вы все-таки слуга, Шимс, хоть и белый.
— У джентльменов, недавно прибывших из Соединенных Штатов Америки-с, — предложил Шимс, слегка поморщившись затылком, — весьма благоприятных отзывов удостаивается магазин братьев Коэнов-с. На ярком свету их костюмы подчас выглядят слишком смело, но в интимном полумраке, царящем внутри магазина, они смотрятся вполне достойно-с… Там же вы сможете купить и все прочие карнавальные принадлежности-с.
— Что значит «слишком смело»? Мужчина не может быть слишком смелым. Во мне хватит отваги надеть любой костюм.
— Вы хотели сказать-с, любой костюм, кроме женского-с?
— Для меня было бы величайшим позором, Шимс, не осмелиться на то, что трусливая женщина делает целыми днями. Я в любой момент готов надеть женский костюм, и со всем его содержимым!
Всякий поймет, что после такого мощного довода Шимсу оставалось только выкинуть белый флаг, роль которого отлично бы сыграла зажатая в руке тряпочка. Наверняка после этой отповеди он и сам задумался о том, что шотландский килт выглядел бы мужественно, если б на нем не болталась эта мохнатка, и без мохнатки он мог бы его носить, но тут перед мысленным взором его встал покойный отец. Строгий пожилой джентльмен, воплощенная укоризна. «Стивен, — сказал старик Шимс, или вернее старик Селден, сурово насупив кустистые брови. — Мальчик мой, кхэ-кхэ, я скорее согласен увидеть тебя в костюме Адама, даже костюме Евы, чем в образе, напоминающем мне о ненавистном Мак-Даке, который едва не увел у меня из-под носа твою матушку, воспользовавшись моей юной доверчивостью и незнанием жизни. Если бы его коварные планы, кхэ-кхэ, увенчались успехом, то тогда ты мог бы разгуливать в клетчатой юбке, пока ноги не сотрутся, но покудова на свете существуют жуткие призраки, которые являются по ночам и с диким зубовным скрежетом стоят в изголовье кровати, а только высунешь пятку, немедленно впиваются в нее зубами, ты даже и не думай ни об чем подобном». Так или, может быть, несколько более витиевато, заявил его
