– Нравится?
– Да, – кивнула я, поднеся бутон к носу.
– Выпьем вечером кофе?
– Нет! – резко оборвала я его. – Толстушка говорит, что если мужчина хочет выпить кофе, то…
– Это просто кофе. Ничего больше.
– Ну, не знаю, – сказала я и тут же замолчала, увидев, как в нашу сторону идёт какая-то блондинка.
– Иво, что ты здесь делаешь? Кто этот парень? – спросила она, думая, что я не услышу.
– Я тебе сейчас покажу парня! – вскочила я.
– Тише-тише, – попросил Блондин. – Виктория, это не парень, это девушка – Карлитос. Карлитос – это моя младшая сестра – Виктория.
– Какая я тебе Карлитос! – снова замахнулась я, но уже на Блондина.
– Ну, и дикарка, – недовольно фыркнула Виктория, теребя в руках серый клатч, в тон её выходному костюму. – Почему ты так одета? – обратилась она ко мне.
– Как?! Нормально я одета.
– Пожалуйста, Виктория, больше ни слова, – сказал Блондин сквозь зубы. – Ради твоего же блага. Прошу.
– Почему? Она что – трансвестит? – удивилась Виктория, а Блондин тут же закрыл собой сестру, зная, на что я способна. И очень вовремя, ведь я чуть не вцепилась в волосы этой выскочки. Что это за слово такое – «трансвестит»?! Сама она – свистит!
– Милагрос, вот ты где! Я ищу тебя, – спас блондинку подошедший к нам Падре Мануэль. – Зайди в кабинет матери-настоятельницы, нужно поговорить.
Я бросила на Блондина и его спутницу холодный взгляд, показав жестом, что я за ними наблюдаю, и ушла следом за Падре.
– Теперь я знаю, как тебя зовут, – прошипел мне вслед Блондин, ехидно улыбаясь.
Ничего ты не знаешь…
***
– Я нашёл тебе новый дом, Чолито, – сказал Падре, как только мы прошли в кабинет с длинным столом. – И совсем скоро ты переезжаешь.
– Что значит, Вы нашли мне дом? Я не понимаю! Я что – котёнок какой-то, что мне нужен дом?
– Не поясничай, Милли, – ответила за священника мать-настоятельница. – Падре Мануэль нашёл для тебя работу. Я очень рада, потому что это очень приличная семья. Очень благородная.
– У тебя будет и еда, и крыша над головой, – взяла меня за руку монахиня. – И ты будешь получать зарплату. В выходные ты будешь приходить в церковь, и у тебя будет своя комната.
– Ну, ты рада, дорогая? – спросил Падре Мануэль.
– Рада?! Рада ли я?! Мне придётся уйти из этого дома, изменить всю жизнь. – Рыдала я взахлёб. – Не хочу я никуда уходить. Не хочу! Не хочу! Я не хочу никуда уходить! Вы слышите меня? Пожалуйста, не надо. Пожалуйста! – просила я мать-настоятельницу и Падре Мануэля, но в ответ они лишь тяжело молчали.
Я вскочила из-за стола и выбежала на улицу. Слёзы, не переставая, лились из глаз.
На входе в монастырь я столкнулась с Глорией. Подруга взяла руками моё лицо и, увидев, в каком я состоянии, молча, обняла меня.
Немного успокоившись, я рассказала ей о том, что Падре нашёл работу, от которой я не могу отказаться, ведь я и так потеряла уже десять мест и даже то, что у меня скоро день рождения никак не может повлиять на его решение.
– Что же мне без тебя делать? – заплакала Глория и теперь уже я успокаивала её. – Я буду по тебе скучать.
– Я тоже буду по тебе скучать, – сказала я и поцеловала подругу в макушку. – Пожалуйста, не плачь.
– Не забудь своё обещание.
– Ты мне не просто подруга, ты для меня сестра, – сказала я, вытирая слёзы со щёк Глории. – А это мой дом. Монахини – моя семья. Здесь я выросла, играла в футбол с Падре Мануэлем… Что мне дальше делать, как я могу уйти отсюда?
– Придумала! – приободрилась подруга. – Ты станешь монахиней, и тебе не придётся никуда уходить!
– Ты что, спятила?! – возмутилась я. – Если я стану монахиней, то, как буду ходить по субботам на танцы? Только не это!
***
Зачем тебе всё это надо, а?
Из-за того, что я бегаю на танцы?
Ну, ты же меня знаешь, я только потанцевала и всё! Что здесь особенного?!
Ты же сам говорил, что это не грех, почему же ты теперь обиделся?
Мне так хорошо здесь!
Нет, я отсюда не уйду!
Мне так хорошо с Глорией, Падре, сестрой Толстушкой.
Правда, мать-настоятельница очень строга, но ведь я ничего против неё не имею.
Зачем мне уходить отсюда?
Ну, ладно-ладно, я сделаю всё, что ты хочешь.
Уйти?
Ладно, я понимаю тебя и без слов.
Я пойду в тот дом…
Вот, я тебе кое-что принесла. Ты же понимаешь, это не взятка, мы же свои люди!
Но если Падре Мануэль увидит – я пропала… Но ты же это любишь.
Пожалуйста, позаботься о Глории.
И не бросай меня, я не хочу остаться одна.
Оставив бокал красного вина у алтаря, я аккуратно вышла из часовни, чтобы никто не успел заметить меня.
***
Собирая вещи, я прощалась со своим детством. Многие через это проходили, многие смирились, а у меня до сих пор никак не получалось, ведь я переезжаю к незнакомой семье. Я боюсь, что не понравлюсь им, и они вышвырнут меня, как котёнка, на улицу…
На меня нахлынула ностальгия. Как же прекрасно детство и как ужасна взрослая жизнь. В детстве тебе всегда всё прощают. Сейчас же мне предстоит самой отвечать за свои действия.
– Всё собрала? – спросила меня Глория, войдя в комнату.
– Да, что тут собирать, – грустно ответила я, пряча за спину розочку, которую подарил Иво.
– Смотри, библию не забудь.
– Конечно. Это ведь подарок Падре на день рождения. А вот ты, мне ничего не подарила…
– Ещё успею, – ответила подруга. – А медальон не забыла?
– Нет, вот, он, – сказала я, доставая из-под футболки цепочку. – Там он мне будет нужнее. Это святая Дева Соледат – защитница всех одиноких, а там я буду совсем одна.
– Ничего, если я не буду тебя провожать? – расплакалась Глория.
– Ну-ка, не плачь! Иначе я сама заплачу! – скомандовала я, закидывая сумку на плечо.
– Иди быстрее, пока я не разревелась окончательно, – отвернулась Глория и я направилась к двери, но уже на пороге развернулась и крепко обняла её.
Я спустилась вниз, чтобы со всеми попрощаться. Не хотелось мучить ни себя, ни их… Меня провожали все: Падре, Толстушка, мать-настоятельница и воспитанники. Все, кроме Глории. Подруга так и не нашла в себе силы спуститься вниз…
