Книга Человек-комбини - Саяка Мурата

Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 26

Не иметь серьезной работы, пока ты юн, — картина вполне обычная, и лет до двадцати пяти мне не приходилось за это оправдываться. Но годы шли, все мои ровесницы заняли в обществе «приличные места» — кто вышел замуж, кто устроился на постоянную работу, — и только я до сих пор не сделала ни того, ни другого.

Все, кто со мной общается, наверняка чувствуют в моих объяснениях некую недомолвку. Ну разве не странно — говорить о слабом здоровье, а в магазине каждый день проводить на ногах часы напролёт?

— Кэйко! А можно странный вопрос? У тебя, вообще, это… ну, был кто-нибудь? — спрашивает Сацуки словно бы в шутку.

— Был?

— Ну, встречалась ты с кем-нибудь или нет? Просто ты сама никогда ни о чём таком не рассказывала.

— А!.. Не, этого не было, — признаюсь я машинально.

Все умолкают. И обмениваются оторопелыми взглядами. Ах да, вспоминаю я запоздало. Даже если на самом деле у меня никого не было, я должна ответить что-нибудь таинственное, скажем: «Ну да, в целом было неплохо, но я не умею как следует выбирать мужиков». Такой ответ создаст впечатление, что переспать-то я точно с кем-то переспала, но ничего конкретней сказать не могу, ведь то была супружеская измена или что-то вроде. Этой премудрости меня также научила родная сестрёнка. «На все личные вопросы отвечай как можно абстрактнее, и тогда собеседник истолкует всё так, как ему больше нравится», — наставляла она. Но я всё профукала.

— Знаешь, у меня самой куча подружек-лесби, и я прекрасно их понимаю… Или ты временно асексуальна? Такие тоже бывают! — говорит Михо, чтобы как-то загладить неловкость.

— Да-да, сейчас таких всё больше, — подхватывает Сацуки. — Молодёжи, там… и прочих, кому это вообще не интересно…

— Им, кстати, тоже очень трудно совершить каминг-аут, — добавляет Юкари. — Я про них передачу смотрела.

Опыта половой жизни у меня нет, а сексуальность свою я никогда толком и не осознавала. Просто никогда ею не интересовалась. И хотя никаких мук от этого не испытывала, окружающие то и дело зачем-то принимались мне сострадать.

Даже если бы я и мучилась от каких-нибудь комплексов — вряд ли это можно было бы описать так банально, как это выходило у них. Но те, кто проявляет подобное «сострадание», никогда не задумываются о чём-либо по-настоящему глубоко. Таким людям хочется придать чужим комплексам ту форму, которая понятна прежде всего им самим.

Вот и в детстве, когда я огрела одноклассника совковой лопатой, все взрослые наперебой стали рассуждать о том, что у меня дома «неблагополучная обстановка». Никаких оснований для этого у них не было. Просто, если объявить, что я — жертва домашнего насилия, моё поведение сразу станет ясно как день, люди успокоятся, сомнения исчезнут. И уже поэтому я просто обязана это признать.

Чёрт… Что же их вечно так тянет поскорей успокоиться?

— В общем, здоровье у меня пошаливает, вот и всё! — повторила я на автомате отмазку, к которой сестрёнка советовала мне прибегать первым делом в любой затруднительной ситуации.

— Ну да, ну да, хроническая болезнь — не шутка. Как же тебе, наверное, нелегко…

— И давно это у тебя? Как вообще самочувствие?

Скорей бы вернуться в комбини, думаю я. Туда, где тебя ценят и берегут как одного из незаменимых работников, безо всех этих великих сложностей. Где совсем не важны твои возраст, пол или национальность. Где все, кто надел униформу, превращаются в равных существ одного и того же племени — homo kombini.

Гляжу на циферблат — три часа дня. Мои сотрудники вот-вот снимут кассу, разменяют в банке купюры — и начнут раскладывать на полках только что доставленные грузовиком пакеты с хлебом и коробки с бэнто.

Связь между мной и комбини не прерывается, даже когда я вдали от него. Я вспоминаю далёкий, залитый солнцем «Смайл-Март» на Хииромати — и тихонько поглаживаю колени. Ногти на моих пальцах идеально подстрижены для работы за кассой.

Если утром получается встать пораньше, я выхожу из метро, не доезжая одной станции до своей, а дальше иду пешком. И чем ближе я к нашему комбини, тем меньше вокруг жилых многоэтажек и ресторанчиков, а потом и вовсе не остаётся ничего, кроме офисных небоскрёбов.

Мне уютно от ощущения, что мир медленно умирает.

Всё вокруг такое как, как и в тот день, когда я впервые сюда забрела. Кроме затянутых в костюмы клерков, изредка пробегавших мимо, никого живого здесь просто не встретишь.

Не устаю удивляться, откуда в нашем комбини берутся клиенты, с виду очень похожие на местных жителей, хотя вокруг нас — сплошные офисы. Где же эти люди живут? В моих полумыслях-полугрёзах я представляю, будто они спят в каком-то параллельном мире, похожем на кокон, что сбрасывают, умирая, цикады.

Вечером офисные огни выстраиваются в геометрически правильные фигуры. В отличие от моей улочки с дешёвыми домиками, здесь огни холодные, неживые и все одинакового цвета.

Прогулка вокруг магазина для нашего работника — отличный способ собирать важную информацию. Если соседний ресторанчик вдруг начнёт предлагать обеды навынос, это ударит по нашей выручке, а если рядом появится стройка, резко возрастёт поток покупателей-чернорабочих. На четвёртый год после открытия «Смайл-Марта» разорился наш конкурент — комбини по соседству, и это был сущий кошмар. Все его бывшие покупатели ринулись к нам, полуденный пик не рассасывался до самого вечера, и нам частенько приходилось оставаться после смены. Готовых обедов-бэнто постоянно не хватало, и наш директор получил от начальства серьёзную взбучку за плохую осведомлённость. Чтобы ничего подобного не повторилось, я как работник комбини тщательно изучаю окрестности.

Сегодня особых изменений я не заметила, хотя на соседней улочке, похоже, собираются строить новое здание, а значит, поток покупателей у нас опять возрастёт. Заложив это в память, я наконец захожу в магазин, покупаю пару сэндвичей с чаем, направляюсь в подсобку — и застаю там директора, который только что опять отработал в ночную. Весь потный и скрюченный, он сидит за магазинным компьютером и вбивает в него какие-то цифры.

— Доброе утро!

— А, Фурукура? Доброе… Опять спозаранку?

Нынешнему директору тридцать лет, и мужик он довольно жёсткий. Говорит грубовато, но пашет как вол.

В нашем магазине он уже восьмой по счёту.

Второй директор частенько прогуливал, Четвёртый был жутко серьёзным и обожал уборку, Шестой держался так эксцентрично, что вся вечерняя смена, невзлюбив его, разом уволилась, и это была катастрофа. Нынешнего же босса работники приняли в целом неплохо: рвение, с которым он отдаётся работе, даже поднимает всем настроение. Седьмой был ни рыба ни мясо — выпустил из-под контроля ночные смены, и магазин стал разваливаться на части. Так что его нынешний преемник, пускай и грубит иногда, всё же куда полезней для трудовой атмосферы.

Дух директора, постоянно видоизменяясь, витает в магазине уже восемнадцать лет. Да, восемь его воплощений оказались совершенно разными, но все они — детали единого организма.

Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 26