Оказывается, у него тут целый штат вышколенной прислуги, а не просто кучка бандитов. Но тех двоих, которых я видела в подвале, не встречаю.
Тихо спрашиваю Саида и получаю ошарашивающий ответ:
– Они обидели тебя, Лисенок, а я не прощаю тех, кто обидел мою женщину!
Вот так просто. Господи, мужчина, где ты был раньше? Неужели мне было суждено обжечься о Сашеньку? Кстати…
– А Сашу ты тоже убил? – невинно интересуюсь я, по-дурацки хлопая глазками.
– Лисенок, ты же просила меня его не трогать! Или передумала? – ехидно и как-то с затаенной надеждой усмехается он.
Мотаю головой и перевожу взгляд на особняк, иначе этот роскошный дом не назовешь!
Мы стоим на площадке перед бассейном, притом, что внутри есть еще один небольшой крытый бассейн.
Двухэтажный дом изобилует окнами. Конечно, в нем полно комнат и служебных помещений, а также – спортзал, зимний сад, комната-общежитие для бойцов и пара комнат для прислуги.
Саид так и не вырос из детства и собрал у себя под боком всех своих близких людей, кого посчитал нужным. Такая милая детская мечта у взрослого мужчины воплотилась в большой дружный коллектив.
Лишь единицы из людей Саида не соответствуют его внутреннему регламенту. И те внезапно пропадают! Но я не буду забивать себе голову тем, что меня не касается.
Все люди во дворе смотрят на меня доброжелательно, включая некоторых звероподобных амбалов.
А потом двое мужчин выносят во двор большой раскладной стол и пару длинных лавок без спинок. Женщины быстро расставляют на этом столе угощения и сервируют его.
Саид же торжественно выносит раскладной мангал и разжигает его под возбужденные смешки.
Народ готовится к спонтанному празднику.
Шашлык очень аппетитно подрумянивается под бдительным присмотром Саида.
Естественно, южанин знает толк в этом блюде!
Мы праздно болтаем, поглощая вкусное, нежное, тающее во рту мясо, когда от ворот приносится запыхавшийся охранник.
Штрафник, как мне пояснил Саид.
– Саид, там какой-то хер приехал и требует немедленно позвать ему Алису Золотову, – тараторит штрафник, одним глазом алчно кося на шашлыки.
Саид медленно встает, наклоняется и при всех целует меня в уголок губ, будто так и должно быть.
– Я скоро вернусь, Лисенок! – шепчет он мне и медленно идет в сторону ворот.
А у меня трепыхается сердце от плохих предчувствий.
Саид не торопится, явно маринуя незваного гостя ожиданием, потом его крупная фигура скрывается за ухоженными кустами сада.
Минут пять ничего не происходит, и я позволяю себе выдохнуть и расслабиться. Ой, как зря!
В следующую минуту там, за поворотом начинается стрельба. Парни за столом вскакивают и разбегаются, кто куда. Амбал, который в первый день тащил меня от машины в клетку, и сейчас хватает меня в охапку и снова перекидывает через плечо, словно мешок картошки и несет меня в дом.
Еще несколько человек, набегу доставая оружие, бегут к воротам, где все еще слышна пальба. Резких хлопков становится значительно больше, а меня бьет крупная дрожь.
– Не ссы, малая! Саид и не такие ситуёвины пережевывал! – подбадривает меня амбал, сгружая на диван в гостиной.
Тут уже прячутся другие женщины.
Амбал кидается к скрытому сейфу, набирает код и достает маленькую «машинку убийства», жуткого вида автомат. Затвор он передергивает уже на ходу.
Я окаменеваю в ожидании на своем диване.
Краем сознания фиксирую, что женщины в комнате к чему-то готовятся: принесли таз с водой, вывалили грудой какие-то тряпки, рядом высыпали содержимое пары аптечек и перебирают эти богатства.
Сложив дважды два, немею – женщины собираются принимать раненых.
А вдруг Саида ранят или убьют! Увы, бессмертных и неприкосновенных н бывает. Что тогда будет со мной?
И кто вообще приперся за мной и открыл пальбу? Кто вообще настолько бесстрашный, чтобы стрелять в усадьбе Джабраилова?
За окнами воцаряется страшная тишина, напряжение развеивает только тяжелое дыхание собравшихся здесь.
Дверь рывком распахивается с пинка, и несколько амбалов втаскивают окровавленного Саида.
Усилием воли удерживаю себя на месте – нечего под ногами путаться! Ладонями зажимаю себе рот, чтобы подавить вскрик и зажмуриваюсь изо всех сил.
Накаркала!
Глава 8На самом деле, Саид все еще идет сам, амбалы лишь поддерживают его с обеих сторон, помогают держаться ровно и не рухнуть на пол. На животе у него расплывается бордовое пятно. Саид с трудом поднимает голову и мельком кидает на меня затуманенный взгляд.
Я вся сжимаюсь от ужаса.
Сейчас лицо у него очень бледное, посеревшее, лоб в мелких бисеринках пота. Он больше не напоминает древнегреческую статую.
Женщины бросаются к Саиду и начинают помогать. Раненного осторожно укладывают на большой кухонный стол прямо поверх скатерти, аккуратно снимают окровавленную одежду и принимаются колдовать над раной, обтирая и дезинфицируя.
Саид шипит сквозь зубы, когда ему на рану льют какую-то прозрачную жидкость. Судя по тому, что она пузырится у него на животе, это перекись водорода.
Отвожу взгляд – не люблю смотреть на чужие страдания. Но не могу не слышать судорожные вздохи, шипение сквозь зубы и невнятное матерное бормотание. А в целом, он очень мужественно и стойко переносит обработку раны.
Спустя какое-то время, перебинтованный чистыми бинтами Саид садится прямо на столе, свесив ноги, и осторожно натягивает свежую водолазку, двигаясь медленно и скованно.
Я подсматриваю краем глаза. Белые бинты перевязки слишком контрастно выделяются на фоне его смуглой кожи красивого, тренированного тела.
Как ни странно, но мы снова возвращаемся на улицу к шашлыкам и все продолжаем праздновать.
– Я не подох сегодня, и это – повод отпраздновать! – громогласно объявляет Саид и все снова начинают суетиться, радостно поздравлять, произносить тосты и, громко переговариваясь, веселиться.
Я испытываю облегчение, что все обошлось и снова вошло в привычную уже колею.
– Лисенок, ты напрасно меня ненавидишь! – заявляет вдруг Саид среди всеобщего веселья. – Не трогал я твоего Сашеньку, как и обещал! Его свои же подельники завалили.
Я вздрагиваю. Что значит, завалили? Сашу убили? Поднимаю взгляд на Саида, он хмурится и смотрит на меня испытующе. А я? Я, наверное, должна плакать, ведь я его любила настолько, что собиралась за него замуж! Но, прислушавшись к себе. Не нахожу в душе ни единой слезинки.
