На первом этаже я увидела женщину и малыша, чьи голоса слышала. Оба проводили меня полным недоумения взглядом. Ещё двое мужчин — старше сорока лет — смотрели настолько нехорошо, что я бы не хотела ещё когда-нибудь попасться им на глаза. Невольно передёрнула плечами, почувствовав, как сжалось что-то внизу живота и по спине морозно скользнуло беспокойство. Вышла в дверь и сразу увидела на подъездной дороге джип, на котором меня привезли к Месуту.
Корай ждал около машины, и я направилась к ней, держа осанку королевы. Наверное, что-то такое было в моём взгляде, потому что надзиратель смотрел на меня во все глаза с нескрываемым интересом и — на мгновение мелькнула дикая мысль — даже уважением. Он открыл мне заднюю дверцу, я забралась на сиденье и отвернулась, чтобы не видеть эту опостылевшую мерзкую морду.
Толга подошёл за мной минуты через три. Корай уже сидел за рулём и посматривал на меня в зеркало заднего вида. Меня трясло от ужаса от мысли, что меня ждёт, я кусала губы и старалась не разреветься. Сердце лупило по рёбрам, разбрызгивая кровь, она ошпаривала нервы, и я не сразу поняла, что Толга обращается ко мне:
— Где телефон и бумажник Месута?
Молча вытащила всё из заднего кармана и буквально швырнула в мужчину. Он недовольно выругался и припечатал меня злым взглядом:
— Славь Аллаха, наташа[1], что ещё жива.
Надолго ли?
Машина рванула с места, едва не срывая асфальтовое покрытие, запахло горячей резиной. Я кожей чувствовала, как бесится Толга. Корай от него недалеко ушёл, он плевал на всё правила дорожного движения, топил педаль газа и даже не думал притормаживать на поворотах. Мой страх за собственную жизнь возвёлся в расквадрат его гипотенузу! Если мы не перевернёмся в горах, это будет чудом.
Но Аллах милостив к своим детям. А на меня ему плевать. Через двадцать минут мы уже влетели в раскрывшиеся ворота логова, с визгом тормозов взрыли щебень и окатили из лужи бетонную стену и железную дверь.
Толга выскочил, по-моему, на ходу, потому что я ещё не успела отпустить ручку над дверью, как он распахнул её и вцепился в мои волосы. Я зашипела, но не закричала. Даже тогда, когда он потащил меня хвост внутрь, мимо клеток, к железной опасной лестнице с ржавыми ступенями из арматуры, я не проронила ни слова, хотя было очень больно. Толга вцепился так, что казалось, стащит с меня скальп. Наверх он меня буквально заволок, потому что я не успевала наступать на перекладины, оступалась ещё и из-за лившихся от боли и ужаса слёз, ободрала кожу на голени в кровь.
Когда он, размахнувшись мной, как косарь косой, втолкнул меня в длинную узкую, с одним зарешеченным окном каморку надзирателей, прокуренную до тошноты и не меньше провонявшую кислым запахом сумаха[2], немытыми телами и потными ногами, меня замутило. Я влетела головой в металлическую ножку стола и упала. А в следующую секунду уже летела на не застланную койку.
Голова раскалывалась в месте удара, глаза заливало слезами и чем-то тёплым, я не могла открыть их, не успела увидеть, сколько мужиков гоготало надо мной. Меня перевернули на живот, завернули руки и замотали их верёвкой так, что заломило запястья, волосы разметались на лицо, закрывая обзор. Когда с меня сдёрнули вместе с содранной на ноге кожей джинсы, натянутые на голое тело, я закричала.
------------------------
[1] Имя «Наташа» стало в Турции нарицательным обозначением русских, украинских и белорусских женщин — проституток.
[2] Специя.
Глава 3Бойтесь своих желаний.
Они сбываются.
Россия, Москва. 9 месяцев назад
— Свежее мясо! — зычно рявкнул тот, что сидел впереди на пассажирском сиденье, и я, разглядывая девушек в клетках, не сразу поняла, что это о нас.
Я вообще всегда была немного тормозной или даже туповатой. Потому что не увидеть, что мой жених и лучшая подруга — любовники, могла только безмозглая и безглазая дура. Уже задним умом я поняла все их взгляды и ужимки, постоянные «случайные» встречи, «нам по пути», «я подвезу» и «мне нетрудно». Я не ахти какая богатая наследница и не понимала — зачем Павлу вообще нужна была наша свадьба, если у них так всё отлично с Наташей?
Я поймала их на горячем в его квартире. Мы обменялись ключами уже давно. В тот день я должна была последний раз примерить свадебное платье, но уже по пути к швее она перенесла встречу на вечер. Недолго думая, я дошла пешком до дома Паши. Поднялась на третий этаж и отомкнула дверь. Наташкины сиреневые туфли увидела сразу. Среди тёмной обуви жениха они смотрелись яркой насмешкой — им нечего делать здесь, но они валялись тут как попало, будто их скидывали в нетерпении. Её сумка тоже лежала на полу. Дальше — платье. Ещё дальше — футболка Павла, в которой я любила ходить в его квартире. Шла по следам адюльтера, как Мальчик-с-пальчик по хлебным крошкам.
Они даже не закрыли двери спальни. Я стояла в коридоре, будто впала в анабиоз, и заморожено смотрела на ожившее горячее порно…
Да, у нас с Павлом всё было не так. Как-то… преснее, что ли. Я не была фригидной, но с женихом никогда не взрывалась, не рассыпалась, не растворялась или что там ещё делают на пике чувств. Мне был приятен сам процесс, но его не хватало совсем чуть-чуть, чтобы он завершился яркой точкой.
А у Павла и Наташи, похоже, всё получалось отлично. Когда они дружно застонали громче, явно приближаясь к этой самой точке, я кашлянула… и оставила их с запятой. Павел вскочил с подруги, будто подпрыгнул на батуте, и сразу бросился ко мне.
— Валя!.. Это…
— Не то, что подумала, — завершила за него и бросила взгляд на его голое достоинство.
Оно поникло. Сам жених как-то стал выглядеть жалко. Наташка жалась к спинке кровати, натянув простыню до самых испуганных глаз. Ну хоть понимала, чьи яйца украла. Или как там в поговорке? Про сметану?
Я расхохоталась от своих мыслей до слёз, повернулась уйти, чувствуя, что злое веселье перерастает в истерику, но Павел схватил меня и прижал к себе. Осыпал поцелуями лицо и шею, горячо просил прощения за… то, что я это увидела. Я прорывалась к двери с боем, выпутывалась из его сильных рук, кричала и плакала, пиналась, когда он перехватывал меня и отрывал от пола. Паша молчал, пережидая всё-таки накрывшую меня истерику, не просил простить и не говорил, что очень меня любит, как прописано в законах жанра.
Я всё-таки тогда убежала — во мне оказалось гораздо больше боли, придававшей сил бороться с женихом, чем у него вины меня не отпустить.
Наташа ждала на улице. Я и не заметила, когда она уличила минутку улизнуть из квартиры. Стояла с таким жалким видом и мокрыми глазами, что на мгновение стало её жаль.
— Прости… — прошептала так тихо, что я, скорее, прочитала это по её губам.
— За то, что я это увидела?
