И что же, если не секрет?
Я уеду на тропические острова… Туда, где много пальм и белого, разогретого солнцем песка. Буду бродить по берегу океана, зарываясь голыми пальцами ног в этот прибрежный песок, и слушать крики чаек…
Звучит классно. Вот почему ты любишь этот фильм.. — А потом добавляет: — Возьмешь меня с собой?
Обязательно так и сделаю, — обещаю я парню, не особо задумываясь о сказанном, а потом проваливаюсь в благодатный сон.
Открываю глаза внезапно, как от толчка — надо мной чужое лицо и лицо это выглядит очень суровым, если не сказать чрезвычайно насупленным. Оно смотрит на меня внимательным, пытливым взглядом, от которого меня пробивает дрожь… Как странно: где это я лежу и чье это лицо? А лежу я определенно на чьей-то кровати, и лицо надо мной можно было бы назвать почти красивым, не будь у него этих насупленных бровей и плотно поджатых губ. Ух, и пахнет приятно! Обалденный парфюм.
Я как можно более незаметно (по крайней мере, мне кажется, что незаметно) втягиваю благоухающий парфюмом воздух… Почти как оргазм! Словами не передать… Я резко прихожу в себя, когда суровое лицо покашливает своими плотно сжатыми губами — намекает, что заметил мои дыхательные манипуляции? Возможно. Я резко сажусь и наконец окончательно просыпаюсь.
Ну вот, ты ее разбудил. Доволен? — врывается в поле моего зрения инвалидная коляска с Алексом на «борту». Должно быть он обращается к тому самому суровому мужчине рядом со мной. — Доброе утро, подруга! Как спалось? Что снилось? Завтракать хочешь? — это уже, конечно, обращено ко мне, но я настолько сбита с толку и ошарашена как этим своим внезапным пробуждением в компании… отца Алекса (определенно!), так и этой внезапной атакой вопросами, что не могу и слова вымолвить. Сижу и молчу… как клуша какая-нибудь. И выгляжу, должно быть, также!
А в голове одна мысль: Суровое лицо — это отец Алекса, а я тут вся такая непричесанная… в комнате его сына… да еще и нюхаю его, словно кот — валерьянку! Караул. Может, если я не стану смотреть на него, то мы все сделаем вид, что меня здесь и вовсе нет…
Вы уже познакомились? — интересуется неугомонный Алекс, заглядывая снизу вверх в мои опущенные глаза. Отлупила бы его сейчас… своим кларнетом, честное слово.
Не имел такой чести, — слышу я наконец голос Сурового лица. — Юная леди сладко спала… а после пробуждения странно принюхивалась…
Я мысленно стону и прикрываю глаза. Все, считайте я уже умерла — присыпьте меня землицей прямо в своем милом садике под разлапистой елью.
Должно быть, она учуяла запах моей стряпни! — приходит мне на помощь мой новый друг, сам того не осознавая. — А ты говорил, что яичница пригорела…
Возможно, она учуяла именно ее прогорклый запах… — абсолютно серьезным голосом предполагает мужчина, но мне слышится в его тоне улыбка. Кидаю на него быстрый взгляд… Нет, он все такой же серьезный. Ничего не понимаю…
Перестань пугать нашу гостью, — одергивает отца Алекс. — Ты как продолжение страшного кошмара, если бы только ей вообще снились таковые… — Смотрит на меня вопросительно: — Тебе ведь не снятся кошмары, правда?
Отрицательно мотаю головой, слишком рьяно, как на мой взгляд, но это, должно быть нервное: если раньше мне кошмары и не снились, то теперь точно будут. Что за странная семейка?!
Ой, так я же вас так и не познакомил! — продолжает свою словесную атаку на меня Алекс. — Итак, Шарлотта, это мой отец Адриан, — поворачивается к отцу, — отец, это моя подруга Шарлотта. Они с Юлианом учатся на одном факультете… Правильно я говорю?
Я снова рьяно мотаю головой — просто деревянный болванчик какой-то, а не Шарлотта Мейсер двадцатитрех лет от роду.
Можете пожать друг другу руки, — провозглашает Алекс так торжественно, что это отдаленно напоминает мне «объявляю вас мужем и женой». Полный улет! Вот что значит спать в чужом доме и укрываться чужим мягким покрывальцем — в голове полный сумбур.
Я так увлекаюсь своим внутренним самоедством, что не сразу замечаю протянутую мне руку, а когда замечаю — жутко краснею и наконец протягиваю свою. Едва наши пальцы соприкасаются, как в тот же момент меня бъет электрическим зарядом, словно я засунула палец в розетку — я вскрикиваю и прижимаю руку к своему отчаянно забившемуся сердцу.
Суровое лицо, то бишь отец Алекса удивленно смотрит на меня. Неужели он не почувствовал, как меня шибануло током? Как нас обоих, если быть точной, шибануло током? У меня до сих пор кончики пальцев искрят.
Что с тобой? — Алекс тоже вперивает в меня свой недоуменный взгляд. — Папа тебя укусил, что ли?
Нет, просто ударил током… — Ох, лучше б я смолчала! Лицо парня расплывается в насмешливой полуулыбке, на которые он такой мастак.
Пап, ты не Зевс-громовержец, — подначивает он родителя, застывшего в немой неподвижности. — Незачем карать Шарлотту за ночь в моей комнате… Разве ты в первый раз застаешь девушке в комнате своего сына?
Нет, это уже выше моих сил! Лучше бы я вчера не нашла двери этого дома.
В твоей — впервые, — наконец произносит Адриан Зельцер, и я снова не знаю, насколько серьезен он в данный момент. Между тем, Алекс театрально закатывает глаза и хватается за сердце:
Даже не знаю, как это воспринимать, — посмеивается он, — как комплимент или как оскорбление…
Воспринимай, как тебе угодно, — кидает тот сыну, а потом быстро выходит из комнаты, так больше ни разу и не взглянув на меня. Я этому только рада и наконец выдыхаю долго сдерживаемый в легких воздух…
Что это с ним? — недоумевает Алекс, смотря вслед своему отцу. — Должно быть, встал не с той ноги… А отыгрывается на нас, — тут он видит мой испуганный-перепуганный взгляд и быстро добавляет: — Нет, ты не думай: он вовсе не такой страшным, каким мог тебе показаться. Это просто нервы… Наверное, на работе что-то стряслось. Не бери в голову!
Легко сказать, не бери в голову, а если у тебя правый глаз дергается и левый вторит ему в обратной последовательности? Не бери в голову… Ага.
Итак, бежать, бежать, как можно скорее…
Бежать и никогда не возвращаться!
Я, пожалуй, пойду домой, Алекс, — мямлю я через силу — во рту горько, кисло и солено одновременно. Мерзость просто! Похоже на аллергичскую реакцию на слишком суровые лица, благоухающие сногсшибательным парфюмом…
Парень пару секунд смотрит на меня почти серьезным взглядом, словно решая, как же ему со мной поступить: толи выпустит уже на свободу, толи еще порезвиться… как коту с мышью. По выражению его лица я понимаю, что свободы мне пока не видать…
Что, так и пойдешь? — спрашивает он игриво, кивком головы указывая на мои ноги в красных, рождественских носках.
В тот же момент я сливаюсь по цвету с этими же самыми носками: вот значит почему, отец Алекса так странно смотрел на меня! Ну и конфуз. В этих носках я как натуральный Санта, только усов не хватает. Хотя с моим-то везением нельзя исключать и возможность появления этих самых усов — хватаюсь за свое лицо, чтобы проверить, все ли со мной в порядке. Нет, усов нет… Зато и косметика вся стерлась. И пусть ее было немного, но все же… И волосы эти ужасные! Вечно путаются и торчат во все стороны, как у Страшилы Ужасного. Спасибо, родители, услужили, что уж тут скажешь!
