— Она у тебя всегда по дому ходит, как на парад?
— Да-а-а! — протягивает он и откидывается на спинку кресла. — Она у меня чёткая! Для мужа каждый день как праздник. Правда есть свои косяки и тараканы, но это уже не так важно… Ладно, давай поговорим о чём-то кроме дел? Расскажи, как ты устроился? Пацаны говорили, что твоя тёлочка тебе сердце разбила, и ты с головой окунулся в уголовщину. Это правда? Или только слухи?
Меня будто бы окунают башкой в прошлое под названием «Разодранное сердце», и я вижу перед глазами себя из прошлого. Разбитый, с содранными в кровь костяшками пальцев, со слезами на глазах, с огромным синяком во всю скулу, потому что нарвался на кучу амбалов в клубе, напившись в хламину. Я хотел, чтобы они прибили меня, но… Что поделать с тем, что я не собирался сдаваться просто так и навалял каждому… А потом я вдруг стал для них братаном. Неожиданно для самого себя обрёл приятелей, которые объяснили, какой бывает жизнь и показали все её стороны. Именно тогда я понял, что всё, чем я занимался до встречи с ними, до расставания с ней, оказались цветочки, а сладкие сочные ягодки ждали меня впереди.
Негромко выдыхаю воздух сквозь плотно сжатые зубы и смотрю на Седого. Что я могу рассказать ему? Что «тёлочка», разбившая моё сердце, его жена?
— Прости, братан, но я сильно устал с дороги… Поеду к себе, отдохну, а ты про барбекю подумай… Вот там и поболтаем, свеженькие, отдохнувшие… С выпивкой…
Я поднимаюсь на ноги, а Седой хмурится и кивает на поднос со стряпнёй Малой.
— Дикий, а как же чай?..
— Предпочитаю начинать с градуса повыше, но за рулём не пью! — бросаю ему и бреду в коридор.
Наверное, я поступаю как самая настоящая свинья, но я не ожидал, что она будет тут. Я не рассчитывал на такую встречу, и мне нужно просто восстановиться.
Прохожу мимо детской комнаты и краем глаза замечаю, как Малая улыбается пацану, лежащему в кроватке, поглаживает ему и поёт ему песню. Она смотрит на меня несколько секунд, замолкает, и наши взгляды больше напоминают обнажённые скрещенные мечи. Мы убиваем друг друга без оружия. Снова. И я в который раз обещаю себе, что больше никогда не оголю перед ней сердце.
Выхожу из квартиры, а Седой вылетает следом. Он всегда таскался за мной по пятам, и только сейчас я замечаю это особенно остро. Как мелкая шавка, собачонка, которая выжидает кусок мяса, которая откусила кусок самого свежего мяса и оставила обрывки плоти на месте, где должно быть сердце.
— Дикий, ты только без обид. Лады? Как только юристы рассмотрят твоё предложение, я сразу бабос переведу. Ну или… Придумаю что-то, куда можно вывести столько бабок, чтобы у тестя не закрались подозрения. С этого пердуна песок уже сыплется, а он всё контролирует меня, лишний шаг сделать не даёт.
Я киваю, нажимаю на кнопку вызова лифта, и как только створки открываются, захожу в тесную комнатушечку, чтобы побыть хоть ненадолго наедине с собой. Даже не пожимаю Седому руку на прощание, потому что он вмиг становится противен мне, а в голове начинают крутиться мысли — как мне вернуть ту, которая должна принадлежать мне. Потому что понимание того, что она теперь чужая жена претит всему остальному, пробуждает внутри тягу убить того, кто смеет прикасаться к ней, а потом заставить её страдать, оплакивая его и наше прошлое… Прошлое, которое могло остаться настоящим.
Глава 7Я беру малыша на ручки, качаю его на руках, а после, не выдержав напряжения в спине, сажусь в кресло- качалку. Егорушка прижимается ко мне всем тельцем, и от того я немного расслабляюсь — жуткое напряжение, в котором я находилась с минуты появления Кирилла в этом доме, понемногу начинает таять в дымке новых забот.
Егорушка прижался ко мне, прильнул, доверчиво и просто, ухватившись при этом своими цепкими пальцами за мои длинные волосы. В этой повисшей вдруг тишине я отчетливо слышала, как трепыхается, бьется в его маленькой груди воробьиное сердце — открытое, бесхитростное, маленькое. И снова это странное чувство — будто в моем сердце что — то кольнуло иглой, от чего по нему поползли трещины, высвобождая его от векового льда.
Если бы меня кто-то спросил пару лет назад, какое чувство было самым сильным за всю пережитую мной жизнь, я, без сомнения, сказала, что все, что я пережила касалось только Кирилла. С ним я узнала о всепоглощающей страсти, невероятной нежной любви и звериной ревности, которая может истончить даже самую сильную душу.
Но сейчас…Сейчас я бы сказала, что это — объятия моего малыша. Всегда разные: немного нервные, требовательные, любящие, просящие, они ежедневно, ежечасно напоминали мне о том, кто я есть на самом деле и служили якорем в этом мире, помогали стерпеть несправедливость и справляться с долгом, который я должна была выполнять.
— Эй, я ушел! — крикнул на весь дом Женя. Егорушка вздрогнул, и я прижала его сильнее к себе. Вот увалень! Нельзя ли потише?
Муж постоял немного в прихожей, ожидая, что я выйду к нему попрощаться, поцеловать на прощение, как он любил это делать, но не дождался. Мы с малышом оставались в кресле-качалке. Я прислушивалась к его затрудненному дыханию, гадая, какие лекарства нужно будет дать потом, а какие-сразу и совсем не была готова разыгрывать снова роль любящей жены, на которую уходила доля моих и без того немногочисленных сил.
— Тоня, да оставь ты ребенка, — громыхает он, от чего Егорушка все же просыпается и заходится плачем от неожиданного шума. Я пытаюсь его усыпить, укачать, поглаживаю по маленькой головке, покрытой пушком — легкими, как паутинка, волосками, и он послушно поддается этой немудреной ласке, снова начинает засыпать — усталость и температура, помноженные на действие лекарств, делают свое дело.
Женя чертыхается и довольно громко хлопает входной дверью, что заставляет меня поморщиться. Он очень любит, чтобы все было по его правилам, по его разумению, но иногда картина его быта, его жизни кажется мне настолько глупой и смешной, что я не могу ничего с этим поделать. Однако противоречить мужчине — неблагодарное дело…
Он всегда найдет возможность приструнить, наказать, сказать что-то такое, от чего ты снова и снова подумаешь, прежде чем перечить ему…
Другое дело…
Покачиваясь в кресле-качалке, если прикрыть глаза, то можно перенестись в какое-то другое измерение, оказаться в другом мире, другом времени. Например, в том дне, когда мы с Кириллом оказались на первом свидании на теплоходике, который с гулким рычанием небольшого моторчика оповещал всю реку о том, что везет пассажиров…Точно также меня покачивало от эмоций, точно также качало от волн…
