- Как пожелаете, - вновь спокойно произнёс доктор Льюис. - Только учтите, что после этого она может закрыться в себе. Всё остальное время, пока с ней не находился кто-то из знакомых, а порой, даже когда и находились, она была очень скована и замкнута, я даже просил нашего психолога поговорить с ней.
Почему-то я была уверена, что Артур уже и так обо всём догадался. Но тот факт, что он хочет присматривать за мной поражал.
Может быть, именно потому, что он заметил моё состояние, а может и по какой-то другой причине. Порой мотивы Артура так и оставались для меня загадкой.
Услышав приближающиеся шаги, я быстро добежала до своей больничной койки и выхватила из прикроватной тумбочки расчёску, намереваясь сделать вид, что расчёсываю волосы, но именно в момент, когда дверь в палату открылась, по левой руке прошла судорога, и расчёска с громким стуком упала на пол, что заставило меня поморщиться.
- Детка, давай помогу, - тут же предложил Артур, подходя ко мне и наклоняясь, чтобы поднять расчёску. - Держи.
Я взяла предмет из его рук и слабо улыбнулась. Как показать мне, что теперь я беспомощна - мастер-класс от Артура.
То ли из-за того, что я начала нервничать, то ли ещё из-за чего-то, но расчёска вновь выпала из моих рук, что заставило меня чертыхнуться, но теперь дрожь в руках усилилась ещё сильнее, и я не могла даже нормально держать руку.
Я ненавидяще смотрела на левую руку, которая продолжала подрагивать, хотя я максимально старалась ничего не делать, чтобы унять эту дрожь. Но она не проходила.
Ненавижу.
Ненавижу себя за это. Что мне теперь делать с этими руками? Я даже не могу застегнуть пуговицы или завязать шнурки. Кому я такая нужна?
Если честно, я не нужна такая даже себе.
Как теперь жить дальше, каждый день просыпаясь с мыслью о том, что я себя ненавижу?
- Эмили, - позвал меня Артур, но я не обратила на него внимания, пытаясь хотя бы как-то заставить перестать свои руки дрожать (из-за чего, кажется, они начинали дрожать ещё сильнее), поэтому Артур взял моё лицо в свои руки, заставляя посмотреть на него. – Детка.
Я застыла и поджала губы, одновременно с этим закусывая щёку изнутри, чтобы на глаза не выступили слёзы. Теперь я совершенно бесполезна. Абсолютно беспомощна.
- Не нервничай, мы с этим справимся, - прошептал он и поцеловал меня в нос. – Я схожу оформлю все документы, обещаю, я быстро. А после я увезу тебя из этой проклятой больницы. Договорились?
Я медленно кивнула головой, чувствуя, как на глаза всё же выступают слёзы.
Только не здесь и только не при нём.
Артур вышел из палаты вслед за доктором Льюисом, а я, что было силы, ударила кулаком по стене, чтобы почувствовать боль. Как ни странно, это помогало хотя бы ненадолго унять дрожь, поэтому я ударила ещё раз.
Чувствуя, как сбилось моё дыхание из-за переполняемой меня злости, я обессилено опустилась на кровать и уронила голову на грудь.
Моя беспомощность бесила меня.
И я понимала, что совершенно никак не могу от неё избавиться.
И от этого становилось только хуже.
Это всё казалось каким-то недоразумением, глупой ошибкой, но с каждой минутой, проведённой в тишине больничной палаты, я осознавала всю сложившуюся ситуацию.
Я совершенно не знала, что мне делать дальше.
Работа в полиции была для меня всем смыслом моего существования, а сейчас мне словно перекрыли кислород, и я падала в бездонную яму, не имеющую ни начала, ни конца.
Я совершенно не знала, что со мной произошло на самом деле.
Конечно, у меня были предположения, но все они казались до такой степени безумными, что мне было даже неприятно думать о таком. Так или иначе, за неделю, проведённую здесь практически постоянно наедине с собой, я смогла придумать только этот вариант событий, из-за которого я лишилась работы. Вот только у кого теперь проверять свои догадки было до сих пор не ясно.
И последнее…
Я совершенно не знала, что делать со своими чувствами к Артуру.
Он мог вести себя со мной мило, но я не хотела оказаться на месте той девушки из истории Адама, которая покончила жизнь самоубийством из-за того, что Артур отверг её. И, зная Артура, он отвергнет любую, если заметит хотя бы намёк на чувства.
Потому что он боится чувств.
Не знаю точно, связано ли это с его первой неудачной любовью, примером его родителей или ещё чем-то таким, но Артур просто до ужаса боится романтических чувств.
Единственный вопрос заключался в следующем: боялся ли он их испытывать или чтобы их кто-то испытывал к нему? Как ни прискорбно, выяснить это мне вряд ли удастся.
Не знаю, сколько прошло времени, но когда Артур вернулся обратно в палату, держа в руках кучу бумаг, я так и не сдвинулась с места, а костяшки на руках горели от недавних ударов об стену.
- Детка, всё хорошо? – поинтересовался он, присаживаясь рядом со мной и откладывая документы в сторону.
Я кивнула головой, всё ещё не поднимая головы, продолжая рассматривать свои руки.
- Боже, иди сюда, - пробормотал он, и я почувствовала, как он, словно ребёнка, посадил меня к себе на колени. – Ты можешь мне всё рассказать, ты же знаешь?
- Всё хорошо, Артур, - ответила я, вставая с его колен и отворачиваясь от него.
А что я могла сказать?
«Ой, ты знаешь, теперь я совершенно бесполезна, а ещё, кажется, поняла, что влюблена в тебя»?
Даже так это звучит совершенно нелепо.
- Если всё же захочешь рассказать, я выслушаю тебя, - спокойно сказал Артур, за что я была ему очень благодарна. У меня совершенно не был придуман план отступления на случай, если он продолжит расспрашивать. – Чем я могу тебе помочь, чтобы мы быстрее отсюда убрались?
- Мне надо собрать вещи, - практически безэмоционально пробормотала я, подходя к шкафу и доставая оттуда небольшой рюкзак, который принёс папа с вещами, которые могут мне понадобиться. – И переодеться.
Я быстро вытащила из прикроватной тумбы все свои небольшие пожитки и сложила их в одно отделение, а из другого достала свои любимые чёрные джинсы и толстовку такого же цвета. Цвет по жизни.
Переодевшись за специальной ширмой и так и не сумев застегнуть лифчик на спине или ещё хотя бы как-то, потому что мои руки дрожали, я сложила всё в рюкзак и вышла к Артуру. Он уже стоял у выхода и критично оглядывал палату, явно размышляя о том, не забыла ли я что-нибудь.
Уже через несколько минут я сидела в таком до боли знакомом салоне машины и вдыхала запах одеколона Артура, который уже плотно пропитал всё вокруг.
Кажется, только сейчас я смогла вдохнуть полной грудью и окончательно успокоиться.
