Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
– Да мне по барабану, что там. Я его пальцем не тронул…
– Разрыв селезенки – это умышленное телесное повреждение, повлекшее за собой потерю органа. Это тяжкое телесное повреждение. И срок за него – восемь лет лишения свободы. А если мы докажем, что эти действия носили характер истязания, то сядешь на все двенадцать лет. Тебе это надо?
– Э-э, какие двенадцать лет, начальник? – разволновался Несмеянов.
– Багрянюка увезли в больницу, Ревякин поехал вместе с ним. Он допросит его, а потом займется твоим другом. У него к Журавлеву большие претензии. Сам знаешь, за что…
– Так кто ж знал, что вы из ментовки! Налетели, как петухи…
– Ты это прекращай, – покачал головой Богдан. – Учись подбирать слова. А то скажешь такое в камере при честном народе, сам петухом на парашу налетать будешь… А насчет «знали не знали» Ревякин крикнул вам, что мы из милиции.
– Так не услышали…
– Удары по ребрам, жертва стонет, да?
– Ну да, удары, стоны…
– А говоришь, ничего не было, – усмехнулся Богдан.
– Так ничего и не было. Мужик упал и давай себя в грудь колотить. И еще ногами сучит, как псих ненормальный!
– Ну, вы ему и помогли. Ногами… Короче, Несмеянов, ситуация такая. В ближайшем будущем капитан Ревякин займется твоим дружком. Это я человек спокойный, мирный, в общем-то, безобидный, а с Ревякиным шутки плохи. Он умеет убеждать людей. И дружка твоего убедит. Поверь, Журавлев во всем сознается, но спишет все на тебя. Скажет, что ты истязание организовал. Слышишь, Несмеянов, истязание, а не просто избиение. Ты как организатор получишь все двенадцать лет, а он трешкой отделается… Правда, ему за сопротивление сотруднику милиции отсыплют, но это уже не твои проблемы. Ты тоже пытался меня ударить, но со мной этот номер не прошел, поэтому я к тебе претензий не имею. Более того, предлагаю воспользоваться уникальной возможностью чистосердечно во всем признаться…
– Я Журавля не сдам, – покачал головой Несмеянов. – И он меня не сдаст.
– А кто предлагает тебе Журавлева сдавать? Это Ревякин заставит его тебя сдать. А я тебя чморить не собираюсь. Напишешь, как все было, с чего началось, а кто начал, писать не надо.
– Не буду я ничего писать!
– Думай, Несмеянов, думай. Я тебя не тороплю. Мне всю ночь дежурить; что с тобой тут сидеть, что у себя в кабинете…
Богдан придвинул к себе учебник и снова стал писать. «При стрельбе стоя из пистолета туловище и ноги стрелка занимают положение, как при гимнастической стойке: ступни ног расставлены примерно на ширину плеч; вес тела равномерно распределен на обе ноги…»
В помещение стремительным шагом зашел Ревякин.
– Ну как тут у тебя? – спросил он, глянув на Несмеянова, как Сталин – на Троцкого.
– Да пока никак. Ничего не знаем, никого не трогали…
– Ну и зря. Багрянюк показания дал, все как было расписал…
– Как, уже? – изобразил удивление Богдан.
– Почему уже? Нет, он еще до того, как в больницу, все расписал. Я только протокол допроса оформил и на подпись ему дал… Пойду к Журавлеву, поговорю с ним. – Ревякин сказал это с таким видом, как будто собирался идти на сытный ужин после трехдневного голодания, даже руки в предвкушении удовольствия потер.
Он вышел из комнаты, и вскоре послышался лязг решетчатой двери, голоса: это дежурный по изолятору впускал его в свои владения. А минут через десять послышался душераздирающий стон – как будто шкуру с кого-то живьем сдирали.
– Что это? – испуганно встрепенулся Несмеянов.
– Что, ужасов на видаке насмотрелся? – усмехнулся Богдан. – Не бойся, у нас тут живые мертвецы не ходят. Здесь все гораздо проще. Это у Ревякина такая манера разговора…
Сеанс устрашения продолжался. Сначала послышался шум ударов, а потом жуткий стон:
– Ме-енты! Па-адлы!
Это голосил бич Лука, бывший зэк, а ныне никому не нужный огрызок судьбы. В КПЗ он был частым гостем, потому что здесь и переночевать можно, и пайку получить. Действительно, бывают случаи, когда тюрьма – дом родной. Потому и совершал Лука мелкие пакости, чтобы попасть в изолятор. И операм подыгрывал по их личным просьбам.
Камера Луки находилась в отдалении от помещения для допросов, выл мужик громко, истошно, поэтому Несмеянов не мог распознать подлог.
Ирония ситуации заключалась в том, что Ревякин сейчас должен был допрашивать Журавлева в его камере. Наверняка Богдан объяснил ему, что это стонет его дружок-подельник.
– Не, я понимаю, что Журавль накосячил, но не до такой же степени! – бледный как полотно, возмущенно протянул Несмеянов.
– До какой степени? Это в живот бьют, – невозмутимо сказал Богдан, делая вид, что прислушивается к ударам. – Сейчас его Ревякин по почкам будет бить…
– У-у-у! Мусора, суки! Ненавижу!.. Ой-ёё! Твари!
– Ну вот, началось… Мой тебе совет, Несмеянов: спасай друга. Напишешь чистосердечное, его оставят в покое. Нет – будут молотить до утра…
– Не буду я ничего писать!.. Менты, суки!..
Несмеянов закипал от злости, но голос его при этом звучал неуверенно. Страх перед расправой давил на его рассудок. А тут еще тяжесть окружающей обстановки. Да и время уже позднее, что так же тягостно действует на психику.
– Ну, не будешь и не будешь, – пожал плечами Богдан. – Только учти, твой Журавль выставит тебя крайним. Скажет, что это ты ударил Багрянюка по селезенке. И скажет, и подпишет. Он получит всего три года, а ты – двенадцать лет. Что лучше, двенадцать лет строгого режима или три года условно?
– Условно?
– Ну да. Он же сотрудничал со следствием, значит, может на условный срок претендовать. Ты вот сотрудничать не хочешь, тебе больше в тюрьме нравится, чем на свободе… Ты Рычага знаешь?
– При чем здесь Рычаг? – вздрогнул Несмеянов.
– Ну, он рэкетом занимается, и вы с Журавлем рэкетом занимаетесь…
– Рэкетом? Я даже не знаю, что это такое!
– А как топор ни назови, по лбу все равно ударит. Если лоб тупой… Если ты в банде Рычага, то тебе бояться нечего. Он в законе, в тюрьме тебя холить будут. А если ты против него, то тебя в тюрьме хулить будут аж по самое не хочу… Может, Рычаг водку паленую бабкам базарным поставляет, а вы с них деньги трясете?..
– Да нет, не поставляет он водку, – мотнул головой Несмеянов.
– А кто поставляет?
– Ну… Да не знаю я, кто поставляет. Мне какая разница?
– А травку Багрянюку кто поставляет?
– Я откуда знаю? Может, сам где-то берет. Меня это не колышет.
– Насчет водки я не знаю, только предполагаю, а вот насчет косячков… Есть информация, что Рычаг этим занимается. И Багрянюк – его человек…
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70