Глядя на шаттл изнутри, Лора могла бы поверить, что вернулась на пять веков назад, в эпоху авиации. Нельзя было назвать переднюю кабину тесной, просто ее большую часть занимали противоперегрузочные ложа – десять штук, поставленные в два ряда. В самом носу стояло одинокое кресло пилота; над ним нависало большое изогнутое лобовое стекло. Там же находилась управляющая консоль из глянцевого темного пластика в форме подковы. На консоль конструкторы завели лишь несколько базовых функций летательного аппарата – ручное управление предполагалось чисто номинальным. Как и все в современном Содружестве, четырнадцатый шаттл управлялся когнитивным комплексом, а пилот-человек выступал запасным вариантом для подстраховки (главным образом психологической).
Но сегодня Рохас задействовал все до единого рычаги аварийного ручного управления, превратив консоль в дивную коллекцию неуклюжих переключателей и эргономичных тумблеров. Изображение траектории полета скользило внутри переднего экрана, подобно голографической рыбе. Небольшие панели, которые выдвинулись из консоли, светились сложными обозначениями состояния системы.
Лора глянула на них с подозрением, пристегиваясь к своему месту. Цветные трехмерные глифы угрожающе напоминали те символы, которые она видела на настенных плакатах в начальной школе, когда по утрам приводила на занятия свою первую партию детишек, – а это было триста пятьдесят лет назад. «Они что, с тех самых пор не придумали ничего более продвинутого?»
Рохас удобно расположился в кресле пилота, изучая постоянно меняющиеся голограммы и щелкая переключателями, как космонавт двадцатого века. Он негромко разговаривал с когнитивным комплексом, и в его голосе слышалась уверенность.
– Похоже, у нашего славного вождя все под контролем, – тихо сказал Ибу, занимая ложе рядом с Лорой. – Просто приятно доверить ему свою жизнь, верно?
Она улыбнулась ему в ответ. Ибу обладал философским складом ума, который нравился Лоре. Хорошо, когда такой человек в команде. А вот насчет Джоуи она еще не составила свое мнение. Во всяком случае, спазматические сокращения его лицевых мышц усилились. Лора понимала, это лишь ее предубеждение, но из-за спазмов Джоуи походил на человека с серьезной неврологической проблемой, а не просто с осложнением после откупорки – несущественным, по его уверениям. Кроме того, эмоции, просачивавшиеся из-под защиты его разума, говорили, что он не одобряет их вылазку. Его душа к подобной затее не лежала.
Аянна вела себя как безупречный профессионал, которого интересует только наука. Проблема с их новообретенными ментальными способностями заключалась в том, что каждый мог ощутить чистый ужас, струящийся из ее ума.
– Две минуты, – объявил Рохас.
В пяти метрах перед коротким носом шаттла замигали красные сигнальные огни по периметру внутренних дверей стыковочного отсека, когда те стали закрываться. Лора поморщилась и надела подбитый мягким материалом шлем, а затем подтянула страховочные ремни, чтобы они не дали ей всплыть над ложем, и защелкнула их между собой – полузабытое движение из детства. Тогда никто не полагался на многослойный плайпластик обивки ложа, способный удержать пассажира.
Ремни давили Лоре на плечи, а она пыталась успокоить свое дыхание. Не считая двух обязательных тренировок на случай аварийной ситуации, еще перед тем как колонизационный флот покинул пространство Содружества, она не проводила сколько-нибудь значимого времени в невесомости на протяжении десятков лет. Некоторые любили невесомость за свободу движений. Но Лора, пытаясь подавить тошноту из-за отсутствия гравитации, каждый раз была вынуждена использовать биононики. Энди Гренфор дал ей несколько препаратов и обещал, что они помогут, но Лора не питала особых надежд. Любое приличное сканирование сочло бы ее биохимию нечеловеческой: в ней до сих пор болталось столько средств подавления последствий откупорки…
– Камеры ядерного синтеза – активность стабильна, – сообщил Рохас. – Бортовые системы функционируют на девяносто четыре процента. Закрываю стыковочные узлы.
Большая фиолетовая звезда вспыхнула на одном из дисплеев консоли.
– Хорошо выглядишь, четырнадцатый, – раздался голос Корнелия Брандта из динамиков кабины.
– Вот хрень, – проворчала Лора. Подумаешь, сраный запуск шаттла. Все эти торжественные церемонии начали действовать ей на нервы.
– Я лишь хотел подчеркнуть: ваша задача важна, но не нужно серьезно рисковать, – продолжал капитан. – Как только сядем на планету, мы сможем использовать каждый ресурс для того, чтобы выбраться из Бездны. В наших стазис-камерах много умнейших людей. Любая информация, которую вы сможете добыть, будет ценной, даже отрицательная.
– Принято, «Вермиллион», – сказал Рохас. – Благодарим вас. Пятнадцать секунд до старта. Расстыковка подтверждена. Зажимы открыты, пять зеленых. Антигравы включены. Начинаю подъем.
Красные огни стыковочного отсека сменились фиолетовыми, сигнализируя о вакууме, и наружные двери отодвинулись, открывая полуночно-черную Вселенную снаружи. Шаттл слегка закачался, поднимаясь из дока. Рохас направил его наружу через шлюз.
Лора невольно подалась вперед, чтобы лучше видеть все через лобовое стекло. Странное пространство, которое она видела только на голограммах «Вермиллиона», развернулось перед ними в реальности, как только шаттл покинул отсек. Почему-то пространство Бездны выглядело темнее обычного космоса. Дело в контрасте, решила Лора. Над планетами Содружества по ночам всегда сияло так много звезд, от бледных завихрений Млечного Пути до ярких пятнышек белых гигантов. Они были везде, они были всегда. А здесь виднелось совсем мало звезд – вероятно, не более пары тысяч. Их отсутствие восполняли туманности. Похоже, их насчитывались сотни: от огромных мазков светящейся плазменной пыли, растянувшихся на световые годы, до слабых пятен, мерцающих из неведомых глубин.
Гравитация исчезла за тот долгий миг, что они скользили прочь от «Вермиллиона». Четырнадцатый начал плавный разворот, и Лора увидела, как массивная скала из покрытого пеной металла проплывает мимо, словно они падают параллельно ей. Конструкция не выглядела элегантной: это были тяжелые промышленные модули, скрепленные болтами и вездесущей пеной, которая выцвела и растрескалась от долгого воздействия вакуума. Из покрытия торчали разные штуковины на веретенообразных шестах: сенсоры, передатчики, форсунки молекулярного силового экрана… Яркие оранжевые линии неоново светились в глубоких бороздах швов между модулями. Радиаторы для сброса излишков тепла энергично излучали избыточное тепло космического корабля в вакуум. Двигательные установки инверсной гравитации и антигравитации представляли собой скопления коротких толстых цилиндров размером с шаттл, сделанных из темного стекла, в котором вспыхивали зеленые искры. Задняя треть «Вермиллиона» сплошь состояла из сегментированных грузовых труб – подобие геометрического кишечника. Там хранилось все необходимое для создания технологически развитой человеческой цивилизации в нетронутом мире.
«Здесь это все бесполезно», – мрачно подумала Лора.
Рохас подал питание на основной антигравитационный двигатель, и шаттл начал разгон, удаляясь от «Вермиллиона». Чувство равновесия Лоры мгновенно отреагировало, как только сила тяжести выросла до одной трети нормы. Теперь окружающее воспринималось так, словно шаттл стоит на хвосте, сама она лежит на ложе навзничь, а пол превратился в стену. Рохас оказался у нее над головой, его кресло скрипело, компенсируя новый вес.
