Задыхаясь, весь облитый потом, спустился Бизу на землю, как вдруг послышались быстрые шаги и он забился за жертвенник, с любопытством смотря на женщину, появившуюся у входа в пирамиду.
Богатая виссонная одежда и пурпурный, украшенный уреем клафт чудно шли к ней.
– Рамери! Где ты? Рамери! – с беспокойством прошептала она.
Не получая ответа, она села на пьедестал одного из сфинксов и прислонилась головой к граниту.
– Боги бессмертные! Где же он? – пробормотала она после продолжительного бесплодного ожидания и, вскочив с места, стала ходить по пирамиде.
Понятно, ожидание Нуиты оставалось тщетным, и Рамери не появлялся. Пожираемая тоской и беспокойством, царевна никак не могла объяснить себе такого отсутствия скульптора. Она только что видела его на пиру, и он подал ей условный знак; а теперь его нет, а с ним нет и ключа к таинственному спасению. Не было и мага. Что все это значило?
Прошло около часа. Возбуждение и отчаяние Нуиты достигло своего апогея. Горькие слезы струились по ее щекам, и в голове мелькнула мысль, что ее муж открыл план Рамери и помешал ему. А вдруг Пуарма найдет ее здесь, и этим она только бесполезно увеличит его гнев.
С тяжелым сердцем и с опущенной головой побрела Нуита во дворец и снова появилась среди гостей. Радостная улыбка и страстный взгляд царевича-супруга убедили ее, что он ничего не подозревает; его же вопросы о ее отсутствии только подтвердили это убеждение. Но в таком случае, что же случилось?
Мужественно подавив свое смущение и страх, Нуита уклонилась от прямого ответа. Она пыталась даже быть веселой, пробовала шутить с подругами, но ее смертельная бледность сильно противоречила этой деланной веселости. В мрачном отчаянии склонила она голову, когда женщины окружили ее, чтобы отвести в брачную комнату.
О! Отчего Рамери не уступил ее просьбам и не привел в исполнение проект мага до заключения этого ненавистного ей брака.
Как тяжелый, томительный сон потянулась для молодой женщины ее семейная жизнь, как вдруг странные слухи, взбудоражившие весь Мемфис, вывели ее из мрачной апатии.
Аменхотеп, могущественный, страшный маг, к помощи которого прибегал весь Египет, исчез и, притом, исчез так таинственно, что никто не мог даже предположить, что с ним случилось.
Никто не видел, как он выходил или укладывал что-либо; никто из слуг не получал никаких инструкций на время его отсутствия. Он пообедал, как всегда, удалился в свою рабочую комнату – и с тех пор никто больше не видел его.
Розыск, назначенный самим фараоном, не привел ни к каким результатам и только еще больше запутал дело, так как тут в первый раз на сцену появилось имя Эриксо, о существовании которой никто и не подозревал.
Носильщики показали, что в паланкин их господина села какая-то женщина, которую сопровождал Бизу.
Допрошенный в свою очередь карлик подтвердил это показание и добавил, что женщина эта была молодая девушка, жившая в доме, но происхождение которой никто не знал и о которой запрещено было говорить.
Эта девушка сказала ему, что по приказанию господина она отправляется во дворец царевича Пуармы и приказала ему сопровождать себя; но, прибыв во дворец, она отослала его домой вместе с носилками, объявив, что вернется одна.
Он, Бизу, признался, что позамешкался немного, залюбовавшись на волшебную иллюминацию; вернувшись домой, лег спать и, с этого вечера, не видел более ни господина, ни Эриксо.
Старая негритянка не знала решительно ничего. Зато многочисленные гости царевича вспомнили при этом прекрасную незнакомку, которую видели во дворце, и не переставали с энтузиазмом описывать ее красоту.
Непонятное исчезновение скульптора Рамери довершило общественное волнение. Молодого человека любили и знали в Мемфисе, и неизвестность, скрывавшая его конец, возбуждала искренние и горячие сожаления.
В течение нескольких недель столица только и говорила, что об этом; но ни одного нового факта, могущего пролить свет на это таинственное дело не являлось, никто из исчезнувших не показывался, и возбуждение общественного мнения стало мало-помалу остывать. Только одно лицо не могло забыть действующих лиц таинственной драмы, – это была царевна Нуита. Когда она узнала, что вместе с Рамери исчезла также красавица Эриксо, та загадочная девушка, которой покровительствовал Аменхотеп, ревность прокралась в ее сердце. Кто знает, может быть, скульптор любил эту прекрасную незнакомку и притворялся только, что влюблен в нее, Нуиту, чтобы облегчить себе свидание с Эриксо во дворце Пуармы! Подозрение шептало ей, что великий план, подробности которого так тщательно скрывались от нее, без сомнения, был лишь вымыслом и откладывался, якобы, до ее свадьбы, потому что тогда она будет навеки связана и не в состоянии мешать счастью влюбленных.
Но часы такого недоверия и ревнивой злобы были кратковременны. Когда она припоминала свое последнее свидание с Рамери, глубокую, звучавшую в его голосе и горевшую в глазах истинную любовь, все ее подозрения рассеивались и вера в любимого человека вновь воскресала в ее душе. Да, если бы он хотел от нее отделаться, ему стоило бы только молчать и не касаться разделившей их кастовой перегородки.
Вся эта внутренняя борьба истерзала Нуиту, делая ее совершенно равнодушной ко всему и даже к мужу, который обожал ее и был в отчаянии от ее болезненного вида и мрачной грусти. Нуита сознавала свою неблагодарность по отношению к мужу, всегда нежному и снисходительному; она старалась сообразоваться с его желанием и с благодарностью принимала выражение его любви и великолепные подарки, которыми он осыпал ее. Но в ее унылом взгляде не вспыхивал никогда огонь любви или беззаботной веселости; душа ее была больна, и всеми фибрами своего существа она была привязана к Рамери.
Нуиту как-то инстинктивно влекло к пирамиде, где покоился любимый человек. Часто, по целым часам, мечтала она и молилась там, смотря на сфинкса с лицом Рамери. Когда она знала, что никто за ней не наблюдает, она влезала на пьедестал и, обвив руками шею колосса, прижималась своими нежными устами к гранитным губам.
Серьезно обеспокоенный состоянием своей жены, царевич советовался с врачами храма; после зрелого размышления, последние объявили, что в самый день бракосочетания на молодую женщину были наведены чары, с целью смутить и омрачить ее супружескую жизнь. Но ни курения, ни священные амулеты, ни жертвоприношения не могли рассеять ее апатичного состояния; молодая женщина видимо угасала.
Прошло около полутора лет со времени исчезновения Аменхотепа, никто уже больше не думал о нем; тем не менее, внушенного им сверхъестественного страха было еще достаточно для охраны его дома. Все боялись прикоснуться к собственности великого чародея, – а вдруг он явится невзначай и тогда жестоко отомстит за разграбление своего имущества.
Бизу и старая Снефру продолжали жить в доме, – все остальные слуги разбежались. Но карлик и негритянка блюли порядок и чистоту в комнатах и поддерживали фруктовый сад и огород, а золотые кольца, оставленные Эриксо, обеспечивали им полное довольство.
