Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
Винс открыл рот, собираясь сказать еще что-нибудь… и закрыл. Развернулся и зашагал к закусочной. Не прошел и трех шагов, как сзади раздался звон стекла. Он обернулся. Рейс швырнул фляжку в сторону припаркованного нефтевоза, попав ровнехонько в то место, где Винс стоял пять секунд назад. В кого он метил?
Виски и осколки бутылки стекали по стенке побитой цистерны. Винс посмотрел на фуру и невольно дернулся от увиденного. На боку цистерны что-то было выведено по трафарету, и на мгновение Винсу показалось, что там написано ОКРОВАВЛЕН. Но нет. На боку цистерны значилось ЛАФЛИН. Все, что Винс слышал о Фрейде и его теориях, можно было свести к самой малости: аккуратная седая бородка, сигара, идея о том, что дети желают заниматься сексом со своими родителями. Впрочем, не надо быть докой в психологии, чтобы угадать игры подсознания. Может, Винс и посмеялся бы, вот только…
В кабине нефтевоза сидел водитель. Его локоть высовывался из окошка; между пальцами зажата сигарета. На предплечье красовалась наполовину сведенная татуировка: Честь выше жизни. Тоже ветеран, мельком подумал Винс и отодвинул эту мысль в сторону. Он прикидывал, что водила мог услышать, какова мера риска и так ли уж необходимо выдергивать этого самого Лафлина из грузовика на пару слов.
Винс все еще раздумывал над этим, когда дизель заворчал и окутался смрадным дымом. Водила выбросил сигарету на парковку и отжал тормоз. Фура двинула к выезду, перемалывая гравий, и Винс медленно выдохнул, чувствуя, как отпускает напряжение. Он сомневался, слышал ли водитель хоть что-то, – а даже если и да? Никто в здравом уме не пожелает влезать в их разборки. Лафлин, должно быть, понял, что услышал обрывки не касающегося его разговора, и счел за лучшее смыться.
К тому моменту, когда фура вырулила на хайвэй, Винс уже развернулся, протолкался сквозь своих парней и зашагал к закусочной.
Через час ему предстояло увидеться с фурой заново.
Первым делом Винс поспешил отлить: мочевой пузырь терзал его, стоило отъехать хотя бы тридцать миль, – а потом прошел к своим. Они заняли два стола и сидели молча, почти не разговаривая, и от их столов доносилось только звяканье посуды.
Говорил один лишь Персик, да и тот сам с собой. Персик что-то шептал, иногда дергаясь, словно его окружила стая невидимых москитов. Такая вот нервная привычка у человека. Остальные молчали, уставившись взглядом прямо перед собой. Что они видели сейчас? Возможно, ванную комнату в доме Кларка после того, как Рой Клавз закончил шинковать девчонку. Или как повалился лицом вниз сбитый саперной лопаткой Кларк: с торчащей вверх задницей, в испачканных дерьмом штанах. Или саму лопатку: стальное лезвие плотно вошло в башку, а ручка все еще колеблется в воздухе. А некоторые, может, просто прикидывали, успеют ли домой к игре «Гладиаторов» и выиграют ли хоть что-то лотерейные билеты, которыми они вчера соблазнились.
Когда они еще только ехали поговорить с Кларком, все было иначе. Лучше. Тогда Команда остановилась перекусить сразу после восхода в точно такой же, как эта, закусочной. Нельзя сказать, что настроение было праздничным; все-таки дрянная история с пожаром вышла, и потому за кофе и пончиками они тоже болтали… разное.
Док за столом разгадывал кроссворд; прочие сгрудились вокруг, смотря через плечо и подкалывали друг друга, что вот-де какая честь им выпала: сидеть рядом с человеком настолько ученым. Док отмотал срок, как и большинство остальных; во рту у него была золотая фикса – коп выбил дубинкой зуб несколько лет назад. Однако он носил мотоциклетные очки, был худощав и вообще похож на патриция, много читал (отнюдь не только комиксы) и знал кучу всего: как выглядит законодательная власть в Кении и кто участвовал в войне Алой и Белой розы.
Рой Клавз покосился на кроссворд Дока и произнес:
– Чего мне в жизни не хватает, так это кроссворда на тему ремонта байков и катания цыпочек. Например, что такое я предложу твоей мамашке, пять букв. А, Док? На такой вопрос я бы ответил.
– Я бы сказал, «визитка», но там семь букв. Нет, пожалуй, все-таки «гобой».
Рой почесал голову.
– Гобой?
– Ну да. Ты станешь услаждать ее слух музыкой. Предложишь игру на гобое, а она начнет плеваться.
– Да, и это больше всего меня выбешивает. Я пытаюсь научить ее глотать, когда я играю на гобое, а она плюется.
Парни попадали от хохота со стульев. Они грохнули так, что затрясся соседний стол – там Персик объяснял, почему он пошел на перевязку семявыводящих протоков:
– Что меня подкупило, так это то, что платить надо только один раз, за процедуру… а с абортами ведь не так. Сколько тех абортов может быть? Вообще не ограничено, представь. Вообще. Каждая цыпочка – потенциальная прореха в бюджете. И ты этого не узнаешь, пока не придет время платить за пару соскобов. Вот тут и задумаешься, что твоим денежкам можно было найти лучшее применение. И вообще, после того, как ты смыл в сортир целый мотоцикл «Джуниор Патрон», отношения уже не те. Нет, совсем не те. Вот что мне подсказывает опыт.
Персику не было нужды шутить специально; ему было достаточно поделиться с остальными тем, что бродит в голове.
Это происходило утром. А сейчас Винс прошел мимо измотанных, красноглазых парней и сел к стойке рядом с Лемми.
– Как ты думаешь, что нам делать со всем этим дерьмом, когда мы приедем в Вегас?
Лемми ответил без раздумий:
– Уматывать. И молчать про планы. Уезжать и не оглядываться.
Винс засмеялся. Лемми нет. Он поднес чашку с кофе к губам, рассматривал несколько секунд, затем поставил на место.
– Что-то не так с кофе? – спросил Винс.
– Не с кофе.
– Ты ведь не всерьез говоришь про «уматывать»?
– Мы не вдвоем с тобой ездили, дружище, – сказал Лемми. – Что Рой сделал с той девушкой в ванной?
Винс понизил голос:
– Она же чуть его не застрелила.
– Ей и семнадцати не было.
Винс не ответил; да ответа никто и не ждал.
– Большинство парней никогда не видели такого треша, и я полагаю, многие – те, кто посообразительнее, – уже планируют побыстрее заныкаться куда подальше. И найти новую цель жизни.
Винс снова засмеялся, и Лемми глянул на него искоса.
– Послушай меня, кэп. Мне было восемнадцать, и я убил собственного брата. Наехал по пьяни. А когда пришел в себя, то был весь залит его кровью; весь ею пропах. Потом, уже в морской пехоте, я искал смерти – кровь за кровь, понимаешь? – но ребятки из джунглей не захотели мне помочь. Знаешь, что я четче всего помню о войне? Как пахли мои ноги, когда я подхватил в джунглях гниль. Словно в обувь нагадили все вокруг. Я отсидел, как и ты, и самым мерзким было не то, что сделал я сам или чему стал свидетелем. Хуже всего была вонь. Потные подмышки, невытертые задницы. Мерзко. А теперь вот мы сами устроили бойню, маньяки отдыхают. Из головы не выходит – как там, на месте, все смердело. Когда все кончилось. Словно тебя заперли в клозете, где кто-то только что сходил. Воздуха не хватает, и вообще.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
