Девочка неотрывно глядела на него, не в силах поверить, что Главный арфист хвалит ее пустяковую мелодию, которую она кое-как нацарапала. Опустив глаза, она виновато уставилась на дощечку с нотами.
— А ведь мне так ни разу и не удалось сыграть ее самой… В Полукруглом мне не разрешали играть свою музыку. Я дала отцу обещание, ну и…
— Менолли!
Девочка вздрогнула и подняла глаза — так неожиданно строго прозвучал голос Главного арфиста.
— Теперь я хочу, чтобы ты дала обещание мне — ведь отныне ты моя ученица. Так вот, обещай мне записывать каждую мелодию, которая придет тебе в голову. И еще, я настаиваю, чтобы ты играла свою музыку как можно чаще — ты меня поняла? Именно для этого я и привез тебя сюда. — Он снова забарабанил пальцами по дощечке. — И знай: эта песня была хороша еще до того, как я приложил к ней руку. А мне отчаянно нужны хорошие песни.
Когда я говорил о переменах, то имел в виду, в первую очередь, Цех арфистов: ведь именно мы, арфисты, даем толчок грядущим преобразованиям. Своими песнями мы, с одной стороны, обучаем, а с другой — помогаем людям усваивать новые веяния, привыкать к необходимым изменениям. А для этого от арфиста требуется особое искусство.
Тем не менее, приходится считаться с правилами и порядками нашего цеха. В частности, это касается и твоего из ряда вон выходящего случая. Тут придется соблюсти все необходимые процедуры. А как только покончим с формальностями, сразу же приступим к твоему дальнейшему образованию, и чем скорее, тем лучше. И запомни, Менолли: твое место — здесь, твое и твоих файров тоже. Клянусь, сегодня утром я получил немало наслаждения от их пения. О, это ты, Сильвина! Доброе утро, и вам тоже, мастер Олдайв…
Менолли отлично знала, что глазеть на людей неприлично, и поэтому, поняв, что глазеет на мастера Олдайва, поскорее отвела взгляд. Но Главный лекарь действительно приковывал внимание — на вид он был даже ниже Менолли, но только потому, что его большая голова была постоянно наклонена вперед. Из-под кустистых бровей на Менолли глянули огромные темные глаза, и ей показалось, что Олдайв видит ее насквозь.
— Извините, мастер Робинтон, мы вам помешали? — спросила Сильвина, нерешительно остановившись на пороге.
— И да, и нет. Не думаю, что мне удалось до конца убедить Менолли, но всему свое время. А пока займемся неотложными делами. Мы еще вернемся к нашему разговору, Менолли, — сказал Главный арфист. — А пока отправляйся к мастеру Олдайву. И пусть он над тобой как следует поработает. Имейте в виду, мне крайне необходимо, чтобы эта юная девица снова смогла играть. — По улыбке, с которой Главный арфист жестом велел Менолли следовать за лекарем, было видно: Робинтон ничуть не сомневается в его таланте. — Да, Сильвина, Менолли уверяет, что в ближайшие четыре, а то и пять дней моему яйцу ничто не угрожает. Но ты уж лучше позаботься, чтобы кто-нибудь…
— А лучше всего Сибел. Он присматривает за своим яйцом, ведь так? А потом у нас есть Менолли… — донеслись до девочки слова Сильвины, прежде чем мастер Олдайв, пропустил ее вперед, закрыл за собой дверь. — Сильвина попросила меня посмотреть твои ноги, — сказал лекарь, направляясь вместе с Менолли к ней в комнату. Голос у него оказался неожиданно звучный. Такой невысокий с виду, Олдайв легко поспевал за длинноногой Менолли. Когда лекарь повернулся, чтобы открыть перед ней дверь, девочка поняла, что его странная осанка вызвана ужасным искривлением позвоночника.
— Вот оно что! — воскликнул вдруг лекарь, пропуская Менолли вперед.
— А я-то подумал, что ты тоже горбунья, вроде меня! А это, оказывается, ящерица притаилась у тебя на плече, — рассмеялся он. — Ну что, будем друзьями? — обратился он к Красотке, и та, поняв, что Олдайв говорит с ней, мелодично чирикнула в ответ. — Ты, видимо, хочешь сказать: если мне удастся поладить с твоей Менолли? Придется тебе, Менолли, дописать к песенке о королеве файров еще один куплет, и пусть в нем говорится о награде за проявленную доброту, — добавил он, подвигая к себе стул, и предложил ей присесть на постель, поближе к окну.
— Но это не моя песенка… — проговорила Менолли, снимая шлепанцы.
— Как это — не твоя? — непонимающе нахмурился мастер Олдайв. — Главный арфист нам все уши прожужжал, что эту песенку сочинила ты.
— Мастер Робинтон ее… переделал. Он мне сам сказал.
— Ну, это обычное дело, — махнул рукой мастер Олдайв. — А ноги ты себе здорово отбила, — задумчиво произнес он, рассматривая сначала одну ступню, затем другую. — Бегала, небось?
В его словах Менолли послышался упрек.
— Видите ли, — поспешила оправдаться она, — Нити настигли меня на открытом месте, вдали от пещеры, вот и пришлось бежать… ой!
— Я сделал тебе больно? Ну, извини. Кожа еще очень нежная. И довольно долго останется такой же чувствительной.
Олдайв принялся втирать в ступню какую-то едучую мазь, и Менолли невольно дернула ногой. Но лекарь только крепче ухватил ее за лодыжку, чтобы довести процедуру до конца, а в ответ на сбивчивые извинения заметил, что это лишний раз показывает: хоть она и сбила себе ступни чуть ли не до костей, нервы, к счастью, не задеты.
— Постарайся пока ходить поменьше. Я предупрежу Сильвину. А эту мазь будешь втирать утром и вечером. Она ускоряет заживление, да и чесаться будет меньше. — Он надел девочке на ноги шлепанцы. — А теперь показывай руку.
Она на миг замешкалась, предчувствуя, что его приговор о качестве врачевания раны скорее всего совпадает с мнением Маноры и Сильвины. Странно, но где-то в глубине души упрямо жила верность по отношению к матери, к родному холду.
Олдайв пристально взглянул на девочку, словно желая угадать причину ее колебаний, потом протянул руку. Повинуясь его невозмутимому взору, она подала искалеченную кисть. К ее удивлению, выражение лица лекаря осталось прежним — на нем не было ни осуждения, ни жалости, всего лишь интерес специалиста, который встретился со сложным случаем. Что-то бормоча себе под нос, он принялся ощупывать грубый рубец.
— Сожми пальцы в кулак.
Это ей почти удалось, но когда лекарь велел вытянуть пальцы, шрам не позволил распрямить их до конца.
— Все вовсе не так уж плохо, как мне расписали. Наверное, рана воспалилась?
— Это все слизь голована…
— Вот оно что… Да, это штука вредная. — Он еще раз согнул ее кисть. — Но, я вижу, рана не так уж давно зарубцевалась, ткани еще можно подрастянуть. Еще несколько месяцев, и дело могло обернуться плохо — было бы слишком поздно. Значит, будешь делать упражнения — сжимать в ладони твердый шарик, который я тебе дам, и вытягивать пальцы. — Он показал, с силой выпрямив и разведя ее пальцы, так что Менолли невольно вскрикнула. — Если во время упражнения будешь чувствовать боль, знай: дело идет на лад. Наша цель — растянуть загрубевшую кожу, ткани между пальцами и сжавшиеся сухожилия. Еще я дам тебе мазь — будешь хорошенько втирать в шрам, чтобы он стал более мягким и податливым. Конечный результат будет зависеть только от твоего усердия. Впрочем, я надеюсь, что подгонять тебя не потребуется. Не успела Менолли пробормотать слова благодарности, как этот удивительный человек уже вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. Красотка издала непонятный звук — нечто среднее между насмешливым чириканьем и одобрительным воркованием. Во время осмотра маленькая королева покинула свой пост на плече у Менолли и бдительно наблюдала за процедурой, зарывшись в меховое покрывало. Теперь она подошла к хозяйке и потерлась головой о ее руку.
