Бывший шериф Кугуарьего Хвоста некоторое время недоуменно и тупо разглядывал то место на своей правой подтяжке, где еще совсем недавно сияла столь разлюбезная его сердцу звезда. Но едва он немного пришел в себя, как тут же заорал от ужаса и со всех ног бросился бежать по улице, петляя как заяц. Большая часть зевак, не теряя времени, устремилась за ним следом.
— Стойте, трусы! — отчаянно завопил мэр Миддлтон. — Я требую, чтобы вы вернулись и немедленно арестовали этих двух негодяев!
— О, черт! — с отвращением в голосе произнес я. — Как же ты мне надоел! Заткнись счас же! — И я легонько подтолкнул малого в спину.
Нет, ну честное слово! Ведь я едва-едва прикоснулся к этому олуху! Но, как мне стало известно гораздо позже, он оказался настолько хилым, что даже такой легкий тычок напрочь вывихнул ему левую лопатку.
Тем временем дело шло уже к рассвету, а братец Медведь вовсе не желал приходить в сознание. Между тем я отчетливо слышал — эти проклятые скунсы из Кугуарьего Хвоста, засевшие в своих норах, перекрикиваются друг с другом. Из их воплей мне стало ясно, что эти придурки откроют по нам пальбу из своих винчестеров, как только на улице станет достаточно светло для прицельной стрельбы.
И тут неподалеку я заметил фургон. Взвалив на плечо тело своего двоюродного брата, я кое-как дотащил его до этого места и зашвырнул его внутрь повозки. (Потому как вовсе не в правилах Элкинсов разбрасываться бесчувственными телами своих родичей, оставляя их на произвол судьбы в лапах разъяренной толпы вооруженных психов.)
Затем я зашел в тот кораль, где стояла пара диких мулов, и принялся запрягать их, и уверяю вас, то была совсем не детская забава. Этим мулам еще никогда не приходилось ходить под ярмом, а потому, почуяв во мне врага, они с огромным воодушевлением набросились на меня. Им даже удалось на время сбить меня с ног, а когда они принялись топтать меня своими копытами, осмелевшие обитатели Кугуарьего Хвоста нахально предприняли вооруженную вылазку. Правда, без особого энтузиазма. И стоило мне пару раз выпалить из моего сорок пятого, как они, оглашая окрестности воплями ужаса, тут же снова разбежались по своим домишкам и торопливо принялись опять баррикадировать окна и двери.
Когда мое терпение окончательно лопнуло, я по очереди оглушил глупых мулов, как следует врезав им кулаком промеж ушей, после чего, покуда они еще не пришли в себя, быстро набросил на них упряжь, а Капитана Кидда и лошадку своего братца привязал к задку фургона.
— Смотрите! — раздался из ближайшего домишки чей-то вопль, за которым тут же последовал сделанный наугад выстрел. — Подлец собрался украсть наших мулов!
Но фургон уже сдвинулся с места. Я правил стоя, изо всех сил натягивая вожжи, чтобы заставить этих сумасшедших мулов мчаться по прямой.
— Заткнитесь, идиоты! Элкинсы никогда ничего не крадут! — во всю глотку заревел я, покуда наш экипаж, грохоча колесами, мчался мимо домишек, в окнах которых то и дело мелькали вспышки торопливых, бестолковых выстрелов. — Не далее как завтра я пришлю вам взад ваш дурацкий фургон и ваших дурацких мулов!
Но в ответ мне раздался лишь взрыв кровожадных воплей, за которым последовал самый настоящий свинцовый дождь. К счастью, последнее напутствие этих придурков благополучно просвистело мимо моих ушей, и я, сопровождаемый громадным облаком пыли и кошмарных богохульств, навсегда покинул Кугуарий Хвост.
После нескольких тщетных попыток остановиться или порвать упряжь мулы покорились своей участи и, словно пара насмерть перепуганных кроликов, вихрем помчались вниз по петляющей горной дороге. Фургон едва вписывался в повороты, проходя их на одном колесе. Порой наша повозка натыкалась на какой-нибудь пень, после чего следующие несколько футов мы пролетали по воздуху. Не иначе как именно эти, довольно-таки непривычные для него, ощущения наконец привели в чувство двоюродного брата. Готовясь к отъезду, я свалил бесчувственное тело у передней стенки фургона, однако на одном из ухабов наш экипаж подбросило так сильно, что братец Медведь совершил невольный кульбит, после которого приземлился на голову в противоположном конце повозки. Вот тут-то он вдруг зашевелился, а затем встал на четвереньки, устремил затуманенный взор на бешено мелькавшие перед его глазами деревья и взревел будто раненый бык:
— Какого дьявола?! Что тут происходит?! И вообще, где это я нахожусь?
— Ты находишься на пути к Медвежьему Ручью, дорогой мой братец Медведь! — проорал я в ответ, не забывая прохаживаться кнутом по спинам глупых мулов. — Н-но, м-мертвые, нн-но! Мы отлично с тобой повеселились! А теперь еще — такая чудесная поездка! Ты должен быть доволен, братец! Разве я не прав?
В моей голове роились самые приятные мысли о Джоан, очевидно уже поджидавшей меня у поворота дороги, в тех самых туфельках, что были куплены в настоящем магазине… К тому же, думал я, продолжая мчаться вперед на крыльях любви, несмотря на все синяки да шишки, полученные мною в Кугуарьем Хвосте, я ничуть не стал ниже ростом и, к великому моему счастью, не утратил своей привлекательной внешности.
— Притормози счас же! — проревел Медведь Бакнер, пытаясь подняться.
Но как раз в этот момент мы понеслись вниз с крутого берега горной речушки, фургон с треском накренился, а мой братец отправился в обратный полет от задней дверцы фургона к передней и так сильно ударился об нее головой, что едва не протаранил насквозь.
— Ой-ё! — прочувствованно произнес мой двоюродный братец.
Больше ничего добавить к своим словам он не успел, потому как именно в этот момент фургон на полной скорости преодолел речушку. Вода двумя широкими крыльями поднялась вверх, а затем снова обрушилась вниз; причем несколько сотен галлонов попало внутрь повозки и Медведя Бакнера чуть не смыло за борт этим могучим потоком.
— Я непременно прикончу тебя! — едва закончив кашлять и отплевываться, пообещал двоюродный братец. — Ежели только мне суждено выбраться отсюда живым, я обязательно доберусь до твоего горла. Пускай даже на это уйдет без остатка вся моя молодая жизнь! И будь я проклят, если…
Но бедолаге опять не удалось закончить свою мысль, потому как именно в этот момент мулы с разбегу взяли штурмом не менее крутой противоположный берег речушки, и братец Медведь снова отправился в полет по привычному маршруту. Только на сей раз он не просто с грохотом врезался в заднюю дверь, а напрочь вышиб ее головой. Думаю, он обязательно улетел бы вслед за этой дверцей, если б не застрял в слишком узком для него проеме.
Мы продолжали нестись во весь опор. Дорога совсем испортилась; фургон, будто кузнечик, то и дело скакал с одного пня на другой, ежели, конечно, не считать те случаи, когда мы, срезав очередной поворот, со страшным треском проламывались напрямую через густые заросли кустарника. Капитан Кидд, вместе с лошадкой Бакнера, с громким ржанием мчались следом за нами; мулы дико ревели; я время от времени победно гикал, а братец Медведь непрерывно сыпал самыми ужасными проклятиями…
Через некоторое время я оглянулся назад и, чтобы хоть немного успокоить своего разволновавшегося родича, проорал, стараясь перекрыть производимый нами страшный шум:
