– Ты что-то потревожил. Доигрался. Покойник-сутенер – вот его делишки и дурно пахнут.
В офисе было всего две комнаты. Лилиан и Фрида занимали первую, Густаво сидел во второй, за проходной. В их комнате стояли еще два свободных стола для новых сотрудников, которых Густаво и не думал нанимать. Работа Лилиан и Фриды, естественно, захлестывала и эти столы, так что посетители могли предположить, что у Густаво четверо сотрудников. Их никто не разубеждал.
Лилиан начала работать у Густаво секретаршей, и со временем он помог ей разобраться в страховом бизнесе. Она не просто разобралась в нем, но освоила его до тонкостей, так что в конце концов Густаво превратился в сибарита, о чем всегда мечтал. Он уходил обедать с любимыми клиентами, обхаживал новых, но времени все равно оставалось в избытке. Чтобы как-то его заполнить, по средам он играл в гольф, по понедельникам с утра плавал, после чего шел завтракать в Конный клуб. Лет десять назад он взял на работу Фриду – отвечать на звонки, заведовать офисом и потихоньку разгружать Лилиан от административных обязанностей. После такого повышения Лилиан последние десять лет смотрела на мир, высоко подняв голову.
Густаво потер макушку ладонью, сначала разгладил, а потом взъерошил волосы.
– Давай запишем в счет отпуска, – сказал он и улыбнулся. Заработанных отгулов у Лилиан хватало, но обратилась она к нему, как бы прося об одолжении. Она знала, что Густаво ее эксплуатирует, что без нее ему не обойтись. Но он тоже это знал, и иногда его мучила совесть, поэтому его себялюбие Лилиан считала безвредным недостатком.
Перед уходом Лилиан чмокнула Фриду и направилась к дому. Времени у нее было в обрез, но она остановилась около бара – послушать уличного музыканта. За столиком, прямо на улице, двое пили пиво, а музыкант сидел у их ног на перевернутом ящике, рядом положил шляпу. Играл гитарист виртуозно. Лилиан, поставив сумку на свободный стул, слушала его игру вместе с любителями пива, но вскоре вышел хозяин и прогнал музыканта.
– Иди играй в метро, – посоветовал он. – Там тебе все будут рады.
Лилиан положила в шляпу всю мелочь, что у нее имелась, и пошла своей дорогой. Дома она была задолго до рабочих, которые пришли ставить новую дверь.
Она заварила двум рабочим мате[16], когда они еще не помышляли о перерыве. Потом разложила на кухонном столе бумаги, напялила узенькие очечки и занялась, как в обычный день, делами. Когда работа была окончена, Лилиан оправила юбку и вышла, старшему дала на чай. Приглядевшись к рабочим, Лилиан решила, что они братья. Тот, что помоложе, легко подхватил старую дверь так, будто она из фанеры.
Они ушли, и Лилиан заперла за ними новую дверь. Теперь в безопасности она ощутила удивительную легкость – отчасти оттого, что квартира в ее распоряжении, отчасти оттого, подумала она виновато, что сюда никто не может войти. Она впервые в жизни оказалась одна в доме, от которого ни у кого нет ключа.
Она вернулась к бумагам – интересно, кто постучит первым? Услышав стук, Лилиан встала – приготовилась объясниться с Кадишем, растолковать ему, с какой стати ухлопала кучу денег на дверь в квартиру, которая им не принадлежит. Она посмотрела в глазок – перед дверью стоял пентюх Качо, их сосед из квартиры напротив. Всегда так: ждешь одного, приходит другой.
– Вот это сила, – сказал Качо, когда Лилиан впустила его. Он оттопырил нижнюю губу и игриво пнул дверь ногой – так проверяют, хорошо ли накачаны шины у автомобиля. Провел пальцами по раме, уже более серьезно, нахмурив брови. – Свою задачу она выполнит. Если кто полезет – сразу отлетит в конец коридора. – И он показал на свою квартиру.
– Боже упаси, Качо, – сказала она. – У меня такого и в мыслях не было.
– Шучу, шучу, – сказал Качо. Хохотнул и перевел взгляд.
Лилиан увидела, что он смотрит на резную полочку на стене рядом с дверью. Эту полочку привезла из Европы ее мама, и Лилиан, когда выходила замуж, забрала на память только эту полочку и больше ничего. Сюда клали ключи. Сюда же положили и новенькие ключи. Большие, непривычного вида.
– Знай я, что ты пошла на такие траты, чтобы уберечь свое добро, я бы сам к тебе вломился.
– Вот-вот, – сказала Лилиан. – У меня сокровищ полны сундуки. И еще я боюсь, как бы Кадиша посреди ночи кто не увел.
Лилиан выпроводила соседа и прислонилась спиной к двери – та стала вдвое толще.
После ухода Качо она не сразу пришла в себя, но потом ее отпустило, в душе воцарился покой. Она заварила чай, приготовила обед на одного: Кадиш и Пато придут не скоро. Потом, что ей было совершенно не свойственно, легла на диван и включила телевизор. Звук убавила. Поправила подушки, подвигала пальцами ног и, как и Кадиш – не счесть, сколько раз она это видела, – заснула прямо в одежде, свесив одну ногу на пол.
Кадиш послал Пато с инструментом наверх, и сын впервые за вечер безропотно послушался его. Пато тяготился обществом отца, и Кадиш знал: даже если он сейчас опрометью кинется вверх по лестнице, Пато уже засядет в своей комнате, нырнет в наушники и поставит иглу на пластинку.
Кадиш неторопливо прошел по узкому вестибюлю, мимо ступенек и лифта и вышел через другую дверь в убогий внутренний дворик. Вдоль стены дома тянулась скамья в мавританском стиле, облицованная плиткой. Из-за нее Кадиш именовал этот дворик патио, хотя для остальных жильцов он был лишь дном вентиляционной шахты. Кадиш привалился к стене, закурил. Приятней минут у него за сегодняшний день не было. Он следил за игрой света из окон, смотрел на причудливые тени от развешенного над головой белья. Вон на самом верху висят его трусы, под ними колышутся на ветру громадные панталоны миссис Ордоньес – можно подумать, она объявляет капитуляцию. Кадиш сидел на этой скамейке в разное время суток, но жизнь в доме бурлила всегда. Свет, шум, общий и частный, телефонные звонки, лай собак, кого-то мучили ночные кошмары, кто-то с кем-то препирался, кто-то громко выпускал газы, кто-то спускал воду в туалете.
Кадиш вернулся в вестибюль – лифт только что ушел. Кто-то из соседей поздно возвращался домой. Когда Кадиш прошел один пролет, свет погас, и он остался в темноте. Ухватившись за перила, Кадиш, хоть не видно было ни зги, преодолел остальные пролеты.
Достал из кармана ключи. Попытался вставить их в скважину – раздался скрежет металла о металл, но скважины на месте не оказалось. Кадиш провел по двери пальцами, потом ключом, надеясь найти нужное отверстие. Пошарил в поисках кнопки коридорного света (эта кнопка давно не работала). Щурясь, он, практически ничего не видя, глянул вниз, потом поднял глаза вверх, к крыше. Он на своем этаже, он поднимается в свою квартиру вот уже двадцать лет – разве он мог ошибиться? Глянул через плечо – квартира Качо на месте, там, где ей положено быть. Кадиш снова повернулся к своей двери и даже встал в стойку. Опустил руку с ключом, зажатым между большим и указательным пальцами. Жилище Кадиша, его квартира куда-то загадочным образом исчезла. Но вот наконец посреди двери, словно в самом ее сердце, он нащупал замочную скважину.
