— Сделайте же что-нибудь! — услышала она его резкий голос.
— Не волнуйтесь, сэр, сейчас все будет в порядке.
Хоуп открыла глаза и встретила взгляд знакомых серых глаз. Должно быть, ей передалось спокойствие Алекса: она четко выполнила инструкции санитара, надела маску и вдохнула анестезирующий газ. Боль почти сразу отступила.
Кто-то воткнул ей в бедро шприц, на ногу наложили шины и пристегнули ее к носилкам.
— Вы поедете с нами, сэр? Хоуп отвела от лица маску:
— Вас никто не заставляет.
Алекс наклонился, стараясь разобрать ее слова, и она повторила.
— Я поеду.
Хоуп зажмурилась и слабо улыбнулась. Ей было почему-то спокойнее, когда он рядом.
— Ну как вы? — Алекс еле перекрикивал вой сирены, чувствуя себя отвратительно беспомощным.
— Как пьяная, — был неожиданный ответ, и Алекс вопросительно взглянул на санитара.
— Это наркоз, сэр. Иногда он действует опьяняюще.
— Знаешь что?
— Что такое?
— У тебя удивительно красивые руки, — запинаясь, призналась она.
— Благодарю.
— Я давно собиралась сказать. И вот еще что, Алекс… — начала она.
Он резко обернулся, и санитар поспешно согнал с лица понимающую ухмылку.
— Лучше обсудим это потом, ладно?
— А я все равно забыла, что хотела сказать…
— Должен сказать, девочка, тебе повезло.
Ну, допустим. — Перелом на редкость чистый, без смещений, и совсем скоро ты будешь как новенькая. Бок поболит несколько дней, но ребро всего лишь треснуло. Тебе на самом деле чертовски…
— Еще раз скажешь это, Адам, получишь сразу несколько переломов — причем со смещениями! — устало отозвалась Хоуп.
Ее зять грозно оглянулся на хихикающих ассистенток.
— Ну, знаешь ли, для человека, который бросился очертя голову в смотровую яму автоцеха, ты просто в рубашке родилась.
Она вымученно улыбнулась.
— Кто-нибудь позвонил домой?
— Алекс настоял на том, чтобы сообщить твоим родителям лично.
— Ясно… — Вот, значит, куда он исчез. С тех пор как Адам взял Хоуп под свою опеку, она не видела Алекса, однако смутно помнила, что до последнего цеплялась за его руку. — Это еще что такое? — подозрительно поинтересовалась она, когда у изголовья кровати появилась медсестра с какими-то лекарствами.
— Транквилизатор, Хоуп, — ты чересчур взвинченна.
— Я спокойна как айсберг. Меня и без того накачали всякой дрянью!
— Черт возьми, Хоуп, почему бы тебе не заткнуться? Конечно, если ты предпочитаешь другого врача…
— Бога ради, Адам, мы уже сто раз об этом говорили: я рада, что ты будешь моим костоправом, если только профессиональная этика не мешает тебе лечить родственников.
— Ничего, моя этика потерпит, а вот за медперсонал я побаиваюсь…
Погружаясь в целительный сон, Хоуп продолжала что-то ворчать про себя.
Три дня спустя она укладывала вещи — вернее, объясняла матери, что и как уложить.
— Какая прелесть! — заметила Бет, с восхищением глядя на громадный букет желтых роз в высокой вазе.
— Отошли их в детское отделение, — откликнулась Хоуп.
— Ты серьезно?
Хоуп мрачно улыбнулась: как бы мама ни разводила высокие стебли, карточки ей не найти — Хоуп первым делом выкинула ее в мусорную корзину. На кусочке кремового картона твердым почерком было выведено: «Алекс».
Накануне она проснулась и увидела его возле кровати с букетом в руках. Наверное, на улице шел дождь — волосы у Алекса были влажными и свернулись упругими завитками. Капли блестели и на загорелом лице.
— Какая прелесть… Спасибо, — застенчиво проговорила она, чувствуя, как внутри распускается тугой горячий бутон.
От этого своего смущения и ей стало совсем неловко. Цепкие глаза Алекса прошлись по ее исцарапанному лицу.
— На самом деле все не так скверно, — торопливо пробормотала она, хотя это было чистое вранье — вся левая сторона тела была одним сплошным синяком. Закон подлости срабатывал безотказно — Хоуп предстала перед Алексом в самом жалком виде.
— Я думал, в ваших интересах утверждать обратное.
У нее на лице отразилось смятение: может, она забыла о каком-то важном разговоре? Думать было нелегко — голова до сих пор была как будто набита ватой. Или он считает, что ей нравится изображать из себя несчастную жертву? Если так, она его быстренько вразумит!
— Не беспокойтесь, — он словно угадал ее мысли, — я пришел не затем, чтобы это обсуждать.
— Обсуждать?..
Он властно поднял руку.
— Я отлично понимаю ваше положение. «Вот и славно, а я так ничего не понимаю!» Она что-то совсем запуталась — в его словах не было и намека на сочувствие или дружеское участие.
— Мне просто хотелось самому посмотреть, как вы. Поверьте, Хоуп, я говорю совершенно искренне. Надеюсь, вы это понимаете.
Титаническим усилием Хоуп удалось сохранить на лице туповато-нейтральное выражение. И что же это она успела ему наговорить? Ч-черт! Так и закомплексовать недолго!
— Я хотел бы, чтобы между нами не было никаких недоразумений.
Хорошо бы! Хоуп кашлянула — горло все еще саднило от наркоза.
— Благодарю вас, — проговорила она, и взгляд Алекса потеплел. Точно! Она видела это! Теперь главное — развить успех. Она вскинула на него глаза и не отвела взгляда, пока он первым не опустил ресниц.
Вот так! Значит, она не сделала ничего такого, чего надо было бы стыдиться! В конце концов, влюбиться — еще не преступление, даже если объект любви холоден, как айсберг в океане.
«Интересно, чего он ждал?» — размышляла она после. Может, заверений в вечной любви? Жаль, конечно, что он держался так напряженно. Даже не попрощался…
Голос матери вывел Хоуп из мрачных раздумий.
— Я отнесу цветы на пост дежурной сестре, — решила Бет, с сожалением глядя на розы.
Хоуп недолго пробыла в одиночестве — скоро в дверях палаты возник зять.
— Ну что, покидаешь нас?
— Да, Адам, и спасибо тебе за все.
— Ты — кошмарная пациентка.
— Говори, говори, — отмахнулась она.
— Алекс не заходил? Хоуп замерла.
— А с какой стати ему заходить? Адам быстро взглянул на нее с доброжелательным любопытством.
— Ты во весь голос звала его, пока была под наркозом.
— Мало ли Алексов на свете! — «Господи, без сознания побыть — и то спокойно не дадут!»
