— Угу, прям как в жизни. Встречаешь эдакое прелестное длинноногое создание и думаешь — Нимфа. А потом эта Психея выедает тебе мозг чайной ложечкой, и оборачивается Медеей.
— Ну, здесь все не так фатально. Псевдосельдь не укусит тебя за язык в тот момент, когда ты решишься ее отведать.
— Это не может меня не радовать, — пробубнил я и соблазнился-таки вегетарианским шедевром.
Сельдь действительно оказалась на редкость вкусной, а чай особенно ароматным. Я даже не заметил, как мое утреннее напряжение ослабло. Позабыл я и о галлюцинациях, и о страхе, вообще запамятовал, зачем собственно вышел сегодня из дому. Возможно, это была магия умиротворяющего места, а быть может, глубокий гипнотизирующий голос моего собеседника успокоил меня. Олег Владимирович еще какое-то время рассказывал мне о кулинарных чудесах местных поваров и о пользе вегетарианства в целом. А я дивился, насколько он отличается от обычных травоведов, прежде встреченных мною. Все они были какими-то прозрачно-сизыми, тонкими, а порой и немощными. Олег Владимирович же походил скорее на рослого кабана — сильного, могучего, пышущего жизнью и некой спокойной, дремлющей до поры силой.
— А любишь ли ты путешествовать, Ви? — неожиданно соскочил со своей вегетарианской темы мой новый друг.
— Мои родитель всегда были патологическими затворниками, поэтому все детство я провел в Питере, а когда подрос… — я задумался. — Пожалуй, что я мечтал о странствиях, но как-то не сложилось. Видимо причина в том, что по-настоящему меня привлекали путешествия в моей голове, а не в пространстве.
Олег Владимирович довольно покивал, едва заметно улыбаясь в усы.
— Скажи, а что за странное у тебя имя такое — Ви? — снова сменил он тему.
— Да нет тут ничего странного, — пояснил я, — Ви — это сокращенное от Виктора.
— А-а-а-а, — протянул мой собеседник, поглаживая свои ухоженные усы. — А отчего же тебя не зовут полным именем, ну или хотя бы просто Витей? Ви слабый звук, всего крохотная часть тебя, мне кажется ты гораздо больше него.
— На Виктора я как-то никогда не тянул.
— Кто ж в этом виноват?
— Это имя дал мне дед. Хотел вырастить из внука бравого офицера. Но он помер, когда мне было пять, и родители перестали звать меня Виктором. Мне кажется, им, вообще никогда не нравилось это имя. Но в пять лет уже поздно давать ребенку новое, поэтому от моего прежнего прозвища остался, как вы правильно выразились слабый звук.
— Удивительное дело, как порой родители умудряются использовать совершенно, казалось бы, безобидные вещи, против своих же детей, — проговорил задумчиво Олег Владимирович. — Скажи Витя, если позволишь, я буду называть тебя так, потому что до Виктора ты пока действительно не дорос, но и из Ви уже, полагаю, вырос, а есть ли у тебя страхи?
— У кого же их нет, — хмыкнул я, вспомнив-таки о своих вчерашних видениях.
— И чего же боишься ты?
Меня этот, казалось бы, безобидный вопрос отчего-то поставил в тупик. Наверное, от того, что ужасно хотелось рассказать о синем Псоглавце и том первом, странном происшествии у Фонтанки. Но не говорить же о галлюцинациях малознакомому человеку, поэтому я ответил весьма пространно:
— Обыденности, я боюсь обыденности.
— Ну, что ж, — протянул Олег Владимирович немного медленнее нужного, — отчего не победить ее, когда у тебя все для этого имеется, и даже больше чем у прочих, я подозреваю, — проговорил он, глядя на меня в упор.
Потом вдруг неожиданно и задорно подмигнул, будто приглашал вступить с ним в некое тайное сообщество отчаянных бедокуров, борющихся с повседневной скукой и серостью.
То ли он действительно владел гипнотическими способностями, то ли просто обладал феноменальным даром располагать к себе людей, но сам не понимая зачем, я вдруг выпалил на одном дыхании.
— Я вижу странные видения! Вчера вечером, например, мимо моего дома прямо по набережной проходил синий Псоглавец! — протараторил я, вскакивая со стула и заливаясь пунцовым.
— А-а-а, такой милый, но отчего-то очень грустный пес в пальто? — вспоминал, судя по всему, холст из моей мастерской Олег Владимирович. — Да, — довольно крякнул он, — очень и очень симпатичный персонаж, я рад, что именно он. Твой Псоглавец мне ужасно приглянулся. А от чего же ты с ним не прогулялся? — как ни в чем не бывало спросил мой собеседник, отпивая хороший глоток чая из нарядной оранжевой кружечки.
Я так и осел, тупо уставившись на своего престранного знакомого.
— Вы, что же, считаете что это не галлюцинация?
— Ну, разумеется, нет! И ошиваться среди полок в секции «психология», не было никакой необходимости. Малахольных девиц только пугаешь почем зря, — укорил меня мой великовозрастный и, судя по всему, основательно спятивший друг.
— А откуда вы простите, знаете, что я с ним не прогулялся?
— Но ведь ты сбежал, как только завидел его, не так ли? — скорее констатировал, нежели спрашивал Олег Владимирович.
— Ну да, — признался я, опуская глаза в тарелку.
Мой престарелый друг медленно встал из-за стола, осуждающе покачивая головой, словно бы говорил этим жестом: «Такой милый молодой человек, а несчастное псоглавое создание оставил скитаться по пыльному городу в полном одиночестве». Но вслух он проговорил совсем иное:
— Ты очень и очень славный парень, Витя, — продолжал он покачивать своей бритой головой, снимая с вешалки пальто и шляпу, — и я убежден, что ты в скором времени и без моих подсказок сам все поймешь. Ты талантливый художник, я не случайно выбрал именно тебя. В твоих работах чувствуется глубина и искренность. Ты взаправду любишь своих героев, словно они твои дети или возлюбленные. Только у такого творца как ты, могли получиться живые полотна.
Я вскочил из-за стола, не понимая, впрочем, для чего именно. Но Олег Владимирович мягкой и одновременно сильной рукой, легшей на мое плечо, возвернул меня на прежнее место.
— Ты еще не попробовал их знаменитый десерт, поверь мне, это настоящая амброзия. Настенька, — крикнул он одной из официанток, — позаботься, пожалуйста, о моем друге.
В проеме тут же показалась воздушная и невозможно обворожительная Настенька с тарелочкой, на которой возвышалась небольшой пирамидкой сладкая пища Богов.
— Посиди тут еще немного, поразмышляй над тем, что есть нормальность и что означает выход за общепринятые границы.
— Намекаете на то, что галлюцинировать — это нормально?
— Я же говорил, то, что ты видел — не галлюцинация! Предсказуемость в поведении, общепринятый стандарт образа мыслей, скупая вариативность в развитии той или иной ситуации. Ты действительно считаешь это нормальным? Ты полагаешь, Создатель был настолько скуп, что не заложил в нас возможности развиваться, выходя за границы условностей?
— Я полагаю, что условности придумали мы сами, — неуверенно проговорил я, принимая у ангелоподобной Настеньки пирожное. — Только вот определить какие из них наиболее дикие становится все трудней и трудней.
