— Когда тащила его в автосани после того, как нашла в сугробе.
Лучше бы он там примерз насмерть.
— А Хотен когда приехал? — вкрадчиво поинтересовался Лют.
— Несколько дней спустя, — неуверенно отозвалась я — и тут до меня, наконец, дошло. — Подожди… то есть он?..
Особист развел руками.
— Разумеется, мы опять ничего не знаем точно, — сказал он, виновато улыбаясь. — Как все-таки работают механизмы передачи — до сих пор загадка. Возможно, ты и не накачивала его магией. Но проверить-то стоит… хотя бы и в частном порядке.
— Он… — голос позорно дрогнул, и я поспешно замолчала, но Лют все равно обнял меня, уткнув лицом в черную нашивку на форменной парке.
— Не реветь на морозе! Что мне потом, за ручку тебя в тепло вести, чтобы глаза открылись? — беззлобно фыркнул особист. — Я же сказал — в частном порядке. Пока до этого додумался только отец Беляны, а он с Верещагиным в неплохих отношениях. Все, что от нас требуется, — держать язык за зубами и не вызывать подозрений. Все наши переговорники прослушиваются, переписка отслеживается, но ты же сможешь придумать что-нибудь, чтобы он приехал и поговорил с тобой вживую? А шпилька, случись что, уже у нас, — нарочито весело закончил он.
— Так ты что, специально ко мне прикоснулся? — сообразила я. — В верхах хотят проверить разумность дракона и попытаться с ним договориться?
Но вместо ответа меня предсказуемо щелкнули по носу и пообещали вернуть переговорник уже завтра.
На Тайку Лют только выразительно покосился, но промолчал.
Глава 3. Аbit of an awkward moment*(англ.) неловкий момент, неловкая ситуация
Под ужином Лют подразумевал паек с комбината быстрого питания. Едва выяснив эту немаловажную деталь, я решительно повернула домой. Особист, хоть и поворчал про привередливых девиц, не слишком-то возражал и даже самоотверженно проторчал в должности «принеси-подай» на кухне весь час, что я готовила рыбную запеканку.
А потом умял свою порцию меньше чем за три минуты, с веселым пониманием покосился на развалившуюся под столом сытую Тайку и полез за добавкой. Я чувствовала себя на редкость неловко и потому тоже постоянно отвлекалась на чрезвычайно довольную этим обстоятельством собаку.
Договор об освобождении предписывал установить круглосуточное наблюдение за моими перемещениями и контактами. Обычно Лют забирал меня из дома, провожал до исследовательского центра и проводил со мной весь стандартный рабочий день. Его напарница встречала меня у здания бывшего бюро и сопровождала меня до утра. С Беляной мы ужились прекрасно: особистка заняла зал с буржуйкой, оккупировав диван, самостоятельно следила за тем, чтобы в доме хватало дров и спичек, и принимала деятельное участие в уборке и готовке. Спустя пару недель после возвращения во Временный городок я уже не могла вспомнить, как управлялась с хозяйством без ее помощи. Собеседницей она оказалась хоть и язвительной и удивительно бескомпромиссной для своих лет, но интересной, и ее присутствие не стесняло и не давило.
А вот оставить ночевать у себя постороннего мужчину…
Ну, ладно, может, не такого уж и постороннего. Без Люта я наверняка скатилась бы в депрессию и жалость к себе — да и не был он никогда просто контактом с работы.
Наверное, в этом-то и заключалась проблема.
— Тиш, — вдруг окликнул он, — сделай лицо попроще. — И без лишних комментариев полез за своим переговорником.
Увидев на экране Беляну, посматривающую на владельца трубки как на идиота, я обреченно вздохнула.
В этом не было никакой магии. Он не чувствовал мое настроение, как не слышал драконессу. Просто… угадывал как-то?
Впрочем, если припомнить, что говорил Хотен по поводу моей мимики, ничего удивительного в этом не было — кроме, разве что, желания прислушиваться и идти навстречу. Сам ревизор никогда особо не заморачивался.
— Садист, — сообщила я Люту. — Ты же человеку выходной пообещал!
Особист бросил на меня скептический взгляд исподлобья.
— Ты же глаз не сомкнешь, — заметил он. — Будешь всю ночь терзаться и проводить аналогии. Мне, конечно, нравится, когда красивые девушки теряют из-за меня сон и покой, но я предпочитаю давать им более приятные поводы… — особист резко замолчал, глядя мне в лицо, и насмешливо заломил бровь. — Вот-вот.
Я честно постаралась вернуть лицу нормальное выражение. Беляну было жалко (выходные — это святое!), а с нездоровым ассоциативным рядом следовало бороться, если я не хотела, чтобы он превратился в букет фобий.
— Снотворное выпью, — твердо сказала я. — Сам напросился на три смены подряд, а теперь на попятную?
— Нет. Я люблю свою работу, — как-то излишне серьезно отозвался Лют и сощурил глаза, отчего они стали казаться почти черными.
Я нашла взглядом Тайку — собака косилась на меня из-под стола, словно читая мысли, — и разозлилась сама на себя.
Найден исчез из моей жизни, как я того и хотела. Так с чего бы мне сравнивать с ним Люта? Какая разница, что за мужчина спал в той комнате раньше?..
Да еще так недолго.
— Постелю тебе на диване, — решительно сказала я и поднялась из-за стола.
Какая разница… дура наивная.
Меня не спасло никакое снотворное. Тайка, предательница шерстяная, даже не заглянула в спальню, хотя, пока Беляна занимала вожделенный диван, собака не раз пыталась пристроиться на кровати рядом со мной. Сегодня мне оставалось только прислушиваться в ночном сумраке, как она ходит по залу и дробно бьет хвостом об пол. Скрипнул старый диван, зашелестел плед — и снова скрип, уже громче, словно под двойным весом.
Насмешливое фырканье, приглушенный стук — должно быть, хвостом о спинку дивана, — и тишина. Я даже дыхания Люта не слышала — только Тайка вскоре засопела, наверняка чрезвычайно довольная собой.
Гудел генератор, потрескивали дрова в буржуйке, и сквозь пластик купола издевательски светила полная луна.
А среди ночи вдруг послышался скрип, недовольное собачье ворчание, шорох ткани, мягкие удаляющиеся шаги и хлопок входной двери. Я приподнялась на локтях: судя по звукам из купола, мой сегодняшний сосед вдруг вздумал устроить себе занятие физкультурой в третьем часу утра.
— Всю жизнь мечтала, чтобы мужчины теряли из-за меня сон и покой, — проворчала я в потолок и встала, на ощупь отыскивая халат.
Тайка, мирно дрыхшая поверх гостевого пледа на диване, повела ухом, но вставать и провожать меня поленилась.
Лют изволил отжиматься — даже не на деревянной террасе, а от холодного пластикового пола погодного купола, рискуя обморозить ладони и еле слышно ругаясь себе под нос в процессе счета. Я полюбовалась его спиной, обтянутой форменной майкой, и предложила:
— Снотворное?
