Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
В том, чтобы выйти замуж за еврея, я не видела ничего странного – ведь я выросла в Верхнем Вест-Сайде, районе Нью-Йорка, где, казалось, жили одни только евреи. И все же, несмотря на то, что наш межконфессиональный брак казался безупречным, в действительности нас разделяло множество культурных различий и сопутствовавших им трудностей. Как обрести внутренний уют в условиях культурных разногласий? Это возможно – настолько, что два года назад, на Иом-кипур[3], во время молчаливой молитвы Кол Нидрей я спросила Господа, можно ли исповедовать одновременно англиканство и иудаизм. И он ответил согласием (не сердитесь, но я всегда думаю о Боге как о мужчине – должно быть, в этом виноват Микеланджело). Я не собиралась принимать иудаизм – к тому моменту у меня уже было два сына, крещенных в англиканской церкви, – но мне хотелось связать воедино эти ниточки (в конце концов, мы только что стали приемными родителями), быть открытой, любознательной и найти способ установить связь с единомышленниками.
Именно в этот момент принятие помогает активировать внутренний уют.
Когда мы с Питером обручились, первое, что я сделала, – приобрела три поваренные книги с рецептами еврейской кухни. Одна была выдержана в очень академическом стиле, самая настоящая энциклопедия – это история еврейской культуры Клаудии Роден. По правде говоря, тогда я опробовала всего рецептов пять, но в последние двенадцать лет эта книга стала у меня настольной. Почти всю осень – именно на это время года выпадает множество иудейских праздников, – она лежит у меня на прикроватной тумбочке.
Не думаю, что предки Питера были бы в восторге от того, что его супруга не происходит из потомков ашкенази, но ведь мы все-таки собирались пожениться. Однако в самом начале наших отношений кратчайший путь к пониманию его еврейской сущности лежал отнюдь не через раввина (это было позже), а через говяжью грудинку. Его мать была настолько великодушна, что вскоре (наверное, года через два) позволила мне самой руководить приготовлениями к празднику. А это очень ответственная задача! И был это, на минуточку, Рош ха-Шана[4], не баран чихнул!
В первый год я продумала все до мельчайших деталей: «9:00 – сходить на рынок за овощами и яблоками; 11:15 – купить грудинку у мясника». Со стороны было очень похоже на игру в дом. В детстве стоит вам заиграться хотя бы минут двадцать, как все персонажи и отношения, придуманные вами и вашими друзьями, кажутся совершенно реальными. В десять лет мы делали «рагу» из снега и сосновых иголок и кормили им наших «детей». Когда долго играешь, то сложные межличностные отношения – дружба, любовь, семейные связи – оживают, и, разумеется, нужно что-то готовить для своих семей. Именно такая ассоциация возникала у меня в первые годы во время приготовлений торжественного ужина Рош ха-Шана. Потребовались недюжинная фантазия и сила воли для того, чтобы превратиться из шиксы[5] в балабусту[6], которой я так хотела стать. И мне это удалось. Разумеется, не до конца, но мне очень хочется надеяться, что спустя десять лет созерцания моих шикарных ужинов Рош ха-Шана с хрустящими яблоками, янтарным цветочным медом и сочным рулетом из говяжьей грудинки, мое внутреннее ворчливое «я» наконец успокоится: вся мишпуха[7] в сборе, сыта и довольна.
Ничто так не вселяет ощущение уюта, как попытка примерить на себя чью-то точку зрения, которая может стать твоей собственной.
С самого первого года знакомства перед большинством еврейских праздников мы впятером садимся в фургон, запасаясь печеньем из шоколада и лесных орехов, домашней мацой из пекарни на 105-й улице и каким-нибудь яблочным пюре (у меня есть очень простой рецепт пюре, которое идеально подходит для большинства семейных торжеств; вы найдете его в конце книги), и бесстрашно пускаемся в путь по Тоннелю Линкольна, вместе с тысячами других семей, в Ливингстон (штат Нью-Джерси) – к тете Терри и дяде Бобу. Их дом как будто сошел с кадров сериала «Семейка Брэди», и в нем так же тепло. Наш сын Хью как-то сказал: «В еврейской семье всегда кажется, что играет музыка, даже когда в доме тихо». Эти праздники СОВСЕМ не были похожи на те, к которым я привыкла, но для собственного комфорта нужно было научиться впитывать в себя эту культуру; это не всегда легко, потому что естественный рефлекс отторжения, возникающий в условиях культурных противоречий, работает не хуже тефлонового покрытия, к которому ничего не пристает. Кухню мигом заполняют тетушки со свежим маникюром и в мягких свитерах, дядюшки с «айфонами» и маленькими детьми на руках, кузены в подтяжках в обнимку со своими новыми пассиями, делающими вид, что очень хотят помочь. Самые популярные темы бесед – пробки, поступление в колледж, спорт, политика (без нажима), здоровье и последние семейные новости. Настоящие балабусты следят за порядком и за тем, чтобы еда не остывала, по устланным коврами ступенькам бегают туда-сюда маленькие дети, и то и дело мимо проносят противни с выпечкой и картофельным пудингом. «Кто это готовил?» – раздается возглас (или крик) с белого островка посреди этого муравейника. «Абрикосовый пекла тетя Саша!» – звучит в ответ. Спрашивающий одобрительно приподнимает брови и откусывает еще кусок.
Несмотря на всю эту теплую и дружественную семейную атмосферу, мы с моими мальчиками поначалу чувствовали себя пришельцами на чужой земле. Ощущение уюта? Куда там! Умом я понимала, как его достичь, но физически в тот момент оно было недосягаемо. Как приблизиться к нему и приблизить моих детей? По иронии судьбы, момент, когда я сильнее всего чувствовала себя квадратным колышком, пытающимся забраться в круглое отверстие, было время десерта. Хаггады[8] убраны в ящики, остатки рулета из грудинки унесли на кухню, и на стол ставят десерт. Представьте себе Ноев ковчег – так и на этом столе – «Каждой твари – по паре». Воздушное миндальное печенье, плотные яблочные пироги, фирменное сахарное печенье моей свекрови – с джемом и шоколадной крошкой, – кексы «Бандт», маца в шоколадной глазури, кабачковый хлеб, куличи, рогалики, корзиночки, черно-белые пирожные и огромный поднос с фруктами от моей золовки. Ни дать ни взять – школьная ярмарка выпечки в день выборов. В моей семье было принято готовить всего один десерт, даже на самые важные праздники, и под этим словом я подразумеваю какую-нибудь грушу, которую едят с ножом и вилкой. Я была поражена тем, насколько традиции в других семьях могут отличаться от того, к чему я привыкла. Черно-белые пирожные – но никакого вина? Три вида яблочных пирогов – но никто не спорит до хрипоты о политике? Банановый пудинг, которые поедают, обсуждая одновременно семнадцать разных тем? Разве может семейный ужин считаться уютным без опроса всех присутствующих за столом о том, кто, по их мнению, будет баллотироваться на следующие президентские выборы? Я оказалась в совершенно чуждой мне обстановке. А между тем, насколько могла заметить, для всех остальных момент поедания десерта был пиком атмосферы семейного уюта. Я должна была их понять. Это ведь теперь моя семья! Моя приемная дочь – еврейка, а значит, у меня даже был еврейский ребенок!
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
