Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
Когда Джеймс сообщил Филиппу, каким ему представляется будущее завещание, поверенный вскинул брови. Он не осмелился признаться Джеймсу, о чем думает, — о том, что Джеймс, очевидно, выяснил, что его молодая жена не заслуживает наследства, что у нее скорее всего роман на стороне. И Филипп попытался отговорить Джеймса подписывать завещание, чреватое многолетними битвами в суде. Ему и в голову не приходило, что вдова Джеймса даже не попытается опротестовать его волю. Филипп объяснил Джеймсу: если тот хочет завещать деньги брату и сестре, тогда состояние следует разделить на три части — одной такой части с лихвой хватит любому из них.
Но Джеймс словно не слышал его. Его беспокоило лишь одно: как бы понадежнее закрепить за Лиллиан право собственности на какую-то ферму в Виргинии.
— Там ей понравится, — объяснил Джеймс в редком для него приступе откровенности. — Я слишком многое отнял у нее, а так смогу возместить потерю.
С точки зрения Филиппа, отнять у жены миллиардное состояние означало скорее наказать ее, чем вознаградить, однако он держал язык за зубами.
Только после смерти Джеймса, увидев истинную натуру Атланты и Рея, Филипп вдруг пожалел о том, что Лиллиан не настроена бороться. Ему хотелось возглавить команду самых сведущих и хитроумных юристов США, хотелось отнять у двух алчных паразитов все до последнего гроша. Прошли недели после смерти Джеймса, а Филипп не переставал удивляться тому, как обошлись с Лиллиан журналисты и люди, которых он считал друзьями своего покойного босса.
Но Лиллиан осталась невозмутимой. Никто и ничто не могло побудить ее вчинить обидчикам иск. Филипп и его помощники объясняли, что отвоеванные деньги она могла бы пустить на благотворительность, но даже это не заставило ее передумать.
— У Джимми была деловая хватка и чутье, как ни у кого другого, — повторяла она, — он ничего не делал просто так, без причины. Если он так решил, я намерена подчиниться его воле.
— Мэнвилл мертв, — напомнил один из юристов, багровый от досады.
Все мысли отчетливо читались у него на лбу: это кем же надо быть, чтобы отвергнуть миллиарды долларов?!
После третьей встречи с юристами Лиллиан поднялась из-за стола и объявила:
— Я выслушала все ваши доводы и ознакомилась со всеми свидетельствами моей возможной победы и все-таки отказываюсь подавать в суд. Я выполню волю моего мужа. — Повернувшись, она двинулась прочь.
Один из юристов, который не был знаком ни с Джеймсом, ни тем более с его женой, фыркнул и негромко произнес:
— Все ясно: слишком недалекая и не знает цены деньгам.
Лиллиан услышала его. Медленно обернулась и устремила на юриста взгляд, который живо напомнил Филиппу Джеймса Мэнвилла. У Филиппа перехватило дыхание.
— Вы так и не поняли, — с расстановкой сказала она, — что жизнь — это не только деньги. Скажите, если бы вы были миллиардером и умерли, не оставив жене ни гроша, она стала бы сражаться за ваше состояние? Или память о вас была бы ей дороже любых денег?
Не дожидаясь ответа, Лиллиан покинула комнату.
Юристы, пряча усмешки, отвернулись от товарища, которого только что отбрила Лиллиан. Он как раз находился в процессе третьего скандального развода, причем его жена сражалась даже за антикварные дверные ручки их дома.
Наконец Филипп отчаялся убедить Лиллиан, что она должна бороться. Вечером в тот же день, когда состоялась последняя встреча с юристами, он рухнул в постель рядом с Кэрол и объявил:
— Понятия не имею, что еще предпринять.
— Помоги ей, — посоветовала Кэрол.
— А для чего, по-твоему, все это затевается? — хмыкнул он.
Кэрол, уткнувшаяся в журнал, осталась невозмутима.
— Все, что ты ей навязываешь, ей чуждо. Ты деспот пострашнее Джеймса.
— Да уж, вижу, как ты передо мной трепещешь, — съязвил Филипп. — Ну, выкладывай, что там у тебя в голове. — За двенадцать лет брака он почти научился читать мысли жены и сразу видел: она что-то задумала. Но, как обычно, она ждала, когда он зайдет в тупик, и только после этого начинала давать советы.
— Помоги ей поступить так, как она сама хочет, — растолковала Кэрол.
— И каким же это образом? — Филипп скептически уставился на жену. — Она сидит одна в комнате для гостей и ни с кем не желает разговаривать. Друзья и подружки, которыми при Джеймсе кишмя кишел их дом, даже не позвонили ей, чтобы выразить соболезнования.
— Я плохо знаю ее, но, похоже, при Джеймсе она изо всех сил старалась вести нормальную жизнь.
Филипп фыркнул.
— Нормальную? Рядом с Джеймсом Мэнвиллом? Кэрол, ты что, ослепла? У них было по особняку чуть ли не в каждой стране мира, повсюду их окружали армии слуг. Сразу после смерти Джеймса я возил ее в большой магазин и могу поклясться: она никогда раньше в таких не бывала. По крайней мере с тех пор, как сбежала из дому и вышла за Мэнвилла.
— Все так, но чем, по-твоему, занималась Лиллиан, пока жила в этих особняках? Устраивала вечеринки?
Филипп закинул руки за голову и засмотрелся в потолок.
— Нет, — наконец задумчиво протянул он. — Вечеринки устраивал Джеймс, а Лиллиан присутствовала на них. Никогда не видел, чтобы кто-нибудь так же тяготился этой обязанностью, как она. Ей оставалось только сидеть в полном одиночестве где-нибудь в углу и жевать. Бедняжка.
— А ты когда-нибудь видел ее счастливой?
— Нет, не… — не задумываясь начал Филипп, но замолчал. — Вру: однажды я привозил бумаги Джеймсу на подпись, но когда уже уезжал, вдруг заметил, что он забыл расписаться на одной из них, и потому вернулся. В доме я услышал голоса, двинулся на звуки, вошел в одну из дальних комнат и увидел их — они были вдвоем, без гостей, без слуг, и…
Вспоминая об этом, он невольно закрыл глаза. Это произошло в одном из особняков Джеймса стоимостью несколько миллионов долларов, среди «сплошного стекла и стали», как выражалась Лиллиан. Голоса доносились из комнаты, где Филипп никогда прежде не бывал. Комната примыкала к кухне, и поскольку дверь была открыта, Филипп заглянул туда. Дверь прикрывали портьеры в цветочек, придуманные кем-то из дизайнеров интерьера, поэтому находящиеся в комнате не заметили, что за ними наблюдают. Филипп понимал, что потакает нездоровому любопытству, но увиденное приковало его внимание.
Лиллиан, одетая не в шедевры портновского искусства, в которых Филипп привык видеть ее, а в простые джинсы и футболку, кормила Джеймса ужином. Они устроились в маленькой гостиной с крохотным круглым столом в одном углу. Судя по всему, к обстановке этой комнаты дизайнеры не имели никакого отношения. С диваном, обитым ситцем в розочках, соседствовал клетчатый стул. Сосновый стол был чисто выскоблен, два стула возле него выглядели так, словно их купили на деревенской распродаже.
Мебель в этой комнате не имела неизбежно бутафорского вида, который ухитрялись придавать ей дизайнеры. Обстановка в ней не подчинялась никаким правилам. Комната выглядела как половина американских гостиных, пара в ней — как наверняка пожелала бы выглядеть любая американская супружеская пара. Пока Лиллиан наполняла тарелку Джеймса, он болтал без умолку. А Лиллиан ловила каждое слово. Обернувшись, она поставила перед ним тарелку, рассмеялась его словам, и в этот момент Филипп понял, насколько она красива. Не просто пухленькая жена миллиардера, из которой слова не вытянешь, а настоящая красавица. Занявшись собственной тарелкой, она заговорила, и Филипп с изумлением увидел, что Джеймс слушает жену внимательнее, чем кого-либо другого. Джеймс согласно кивал, и Филипп понял: он спрашивал мнение Лиллиан о чем-то, и она высказала его. В голове у Филиппа само собой всплыло слово «партнерство».
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
