Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
Иной раз Дитмар втайне задумывался: не права ли народная молва, согласно которой светлые альвы – все до единого – управляют тайными силами не хуже ученых магов и колдунов? Как иначе, если не чарами, можно объяснить то огромное влияние, что оказывала нежная, тихая и робкая Айлели на своего неукротимо-буйного и своенравного супруга? Взять того же Йоргена. До последнего своего брака ландлагенар Рюдигер в лучшем случае не замечал второго сына вовсе, в худшем – разговаривал с ним на языке поясного ремня и конской плети, которую выпускал из рук разве что за столом. Леди Айлели сумела повернуть дело так, что супруг ее стал для Йоргена настоящим отцом, искренне желающим сыну добра.
Одна беда – представления о добре у отца с сыном всякий раз оказывались диаметрально противоположными. Поэтому избежать стычек все равно не удавалось. И Йорген как-то признался брату, что, наверное, было бы лучше, если в их отношениях с отцом все оставалось по-старому. Лично ему было бы проще жить. Гораздо легче порвать навсегда с человеком, которому ты ненавистен или хотя бы безразличен, чем с тем, кто тебя любит.
– Ты что, серьезно намерен порвать с отцом?! – испугался тогда Дитмар.
– Нет, конечно! – сердито ответил Йорген. – Это я так, к слову.
И все-таки у старшего брата с тех пор было неспокойно на душе, опасался, как бы слово однажды не переросло в дело. И предстоящий скандал из-за женитьбы мог это дело очень даже ускорить.
Вот почему, танцуя вечером на балу (королевские балы редко ограничиваются одним днем), лагенар Дитмар фон Раух был, против своего обыкновения, так тих и скучен. Он обдумывал предстоящий разговор с отцом, который решил начать со слов: «Ответь мне, почтенный отец, почему ты ждешь от моего брата Йоргена послушания в том вопросе, в котором сам не слушал никого?»
Ланцтрегера Йоргена, в отличие от старшего брата, известие об отцовых намерениях отнюдь не смутило. Следовать им он не собирался из принципа, пусть даже невеста оказалась бы первой красавицей королевства. Вот если бы он сам ее выбрал – тогда другой разговор. Но позволить другому человеку, пусть даже близкому, вмешиваться в столь личные сферы его жизни – нет, нет и нет! Не бывать тому! Да и на красоту невесты, к слову, рассчитывать не приходится: будь она хороша собой, родственникам не было бы нужды завлекать женихов богатым приданым и титулами…
Отец, конечно, будет в бешенстве. И содержания, и без того давно урезанного, лишит вовсе, придется довольствоваться скромным жалованьем за службу. Наплевать! Пусть некоторые кривятся, но он, Йорген фон Раух, любит казарменную еду. Каприз у него такой.
И есть еще Дитмар, любящий и заботливый. Даже если он вдруг не сумеет урезонить отца, то впасть в нищету младшему брату точно не позволит. В общем, переживать не о чем, можно заняться вещами более интересными. К примеру, выяснить наконец, кто таков появившийся у него раб, и решить, что делать с ним дальше.
Раб сидел в своем углу с видом угрюмым и подавленным, обхватив руками согнутые колени, уронив голову на грудь. Еще никогда в жизни не было ему так скверно.
Через многие унижения довелось ему пройти в последнее время. Разбойники, хохоча, срывали с него одежды. Торговцы лезли грязными пальцами в рот проверять состояние зубов. Надсмотрщики подстегивали плетками, как скотину, чтобы пошевеливался. На хаалльском рынке к нему приценялся покупатель-извращенец – чудом спасся, догадавшись изобразить падучую болезнь, за что был потом бит нещадно в кровь… Казалось бы, куда хуже? Оказалось – есть куда.
В памяти до боли ярко всплывали картины далекого безмятежного детства. Виделась мать, молодая, идет она по улице в тунике дорогого шелка, но скромного покроя: закрыты колени и локти, волосы убраны под накидкой. Почтенная матрона, благочестивая супруга государственного судии, пример для всего города. И она же – в их доме. Лежит в ароматной мраморной ванне, совершенно нагая, а рядом – два раба-северянина с белыми опахалами…
Другой эпизод. Мать ведет его за руку по улице… Куда идут, зачем? Этого он не знает, и это ему неинтересно, его заботит иное: возникла нужда, требующая полного уединения. Всего несколько дней назад он поступил бы просто и естественно. Но как раз накануне его призвал отец и торжественно объявил, что он не младенец отныне и, помимо прочих обязательств, накладываемых возрастом, должен скрывать свои природные потребности от посторонних глаз.
Тогда он был в восторге от отцовских слов, но теперь впал в полнейшую растерянность. С одной стороны, нужда одолевала все сильнее, и он понимал, что не вытерпит. С другой – хоть и была пустынной та улица, никак не удавалось улучить момент, чтобы поблизости, в поле зрения, не оказалось вообще никого. Не зная, как поступить, он со слезами пожаловался матери.
– Зачем так переживать, сын мой? – удивилась она. – Принеси себе облегчение прямо сейчас.
– Но как же, матушка? – со слезами прохныкал он. – Вон человек идет… И там тоже! Они меня увидят! Отец будет сердит!
– Ах, глупый мой маленький сын! – рассмеялась мать с умилением. – Разве это люди? Это же просто рабы! Рабов не надо замечать. Ты же не станешь стесняться кошечки, или собачки, или ослика на улице?..
Сегодня он впервые почувствовал себя рабом. Раньше это было лишь слово. Его взяли в плен в бою, с ним обращались как с пленным – обирали, били, сажали на цепь, гнали в чужие земли, стерегли неусыпно, чтобы не сбежал… Он и подобные ему были постоянно в центре внимания. И пусть такого внимания не пожелаешь и врагу – человеческого достоинства он не был до конца лишен.
Эти же двое – новый владелец и его брат – воспринимали его именно как раба, в полном смысле этого ужасного слова. И вели себя соответственно. Они его не замечали. В его присутствии шел сугубо приватный разговор, будто и не было рядом незнакомого, постороннего человека, а так, собачка или ослик…
Многое, многое успел он пережить. Держался. Надеялся. Не позволял себя сломить. Но теперь ему хотелось одного – лечь и умереть.
Глава 4,
в которой Йоргену фон Рауху сначала долго не удается познакомиться с собственным рабом, а потом он попадает в очень большую неприятность (хотя это еще мягко сказано!)Ты не поник главой послушной
Перед позором наших лет.
А. С. Пушкин
О том, что человек в углу смертельно оскорблен их поведением, Йорген фон Раух даже не подозревал. А если бы знал – трудно сказать, как бы себя повел. Возможно, продолжал бы игнорировать, уже нарочно: подумаешь, важная персона, вниманием его обошли! Но не исключено, что поспешил бы загладить вину, потому что на самом-то деле зла рабу вовсе не желал и ничего дурного в виду не имел. Просто на момент разговора с братом был еще не вполне пробудившись и о присутствии постороннего как-то не подумал.
Не догадываясь об истинных причинах подавленного состояния своего невольника, он приписал его удрученный вид голоду и первым делом спросил участливо:
– Эй, может, ты есть хочешь? Тебя накормили или этот паразит Вольфи сам все сожрал?
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
