– Ты хоть понимаешь, что эти козлы не стоят твоих страданий?! – призвала меня к ответу Римма.
Белые начинают и выигрывают, вяло подумала я и попыталась сдаться сразу.
– Я понимаю. Я буду стараться выбросить их из головы.
– Не их, а именно этого твоего мормона! – уточнила Лиля, поскольку выбрасывать из головы всех мужиков она правильным не считала.
– Почему вы его мормоном называете? Это я просто так предположила, он этого вовсе и не утверждал! – уточнила я.
– Конечно – конечно, – кивнула Саша Селиванова. – Он просто развратный старый козел. Тебе лучше?
– Намного, – опустила голову я.
– Так, страдание и безделье – верный путь к гибели, – снова взяла инициативу в свои руки Римма. – Тебе нельзя оставаться одной.
– Мне что, к тебе подселиться? – ужаснулась я, представив, как много легче мне станет в Римкиной однушке, где пьет и матерится ее муж-автомеханик, а на кухне воет под гитару пятнадцатилетний сынок.
– Только не к Римме. После ее дома тебе захочется остаться старой девой навсегда, – усмехнулась Таня Дронова.
– А в этом нет ничего страшного, – покраснела пухлая Анечка. Ей было за сорок, но выглядела она, наверное, за пятьдесят, потому что при росте в сто шестьдесят сантиметров весила под центнер. Это обстоятельство вкупе с комплексом неполноценности мешало ей наладить какие бы то ни было отношения с мужчинами. Оставалось одно. Делать вид, что одиночество – именно то, что ей нужно для счастья. Хотя я лично не видела человека столь легкого и покладистого, как Анечка. Ей бы родить пятерых малышей, нянчиться с ними, пока они не обеспечат ей табунчик внуков, и при этом кормить ароматными пирогами всех, кто завернет в ее гостеприимный дом.
– Ну конечно, ничего страшного. Это просто катастрофа! – фыркнула Римма, благоразумно оставив в покое тему моего переезда.
– Мужчины не обращают внимания на неудачниц, готовых на все по первому требованию. Вот у меня нет никаких проблем с личной жизнью, – встряла громкая Селиванова, а я в очередной раз порадовалась, что она не является моей близкой подругой. По-моему, ее интересовало только собственное великолепие, а на чувства и проблемы окружающих было наплевать.
– У тебя их и быть не может, – брезгливо сморщила веснушчатый носик Таня. – Откуда у тебя сердце? Ты ради себя любимой по головам пойдешь.
– Ты просто завидуешь, – тоном уверенного в своей правоте удава отмахнулась Саша.
Повисла тяжелая пауза, в процессе которой каждая из присутствующих помянула Селиванову про себя недобрым матерным словом.
– Так, хорош сопли распускать. Надо составить план действий, – сказала Римма, посмотрев на часы. – А то обед кончится.
– Чтобы составить план действий, надо понять, какова цель! – вставила умница Аня. – У тебя какая цель? Ты замуж хочешь?
– Нет, – замахала головой я.
На самом деле у меня лично целей не было вообще. Когда-то я мечтала о настоящей любви, но после моего мормонистого ловеласа не очень в нее верила, а уж строить конкретные планы вообще было не в духе моего характера. Однажды я, правда, составила один план. Я была тогда повернута на кармическом законе бытия и всячески стремилась очистить от груза вековых грехов свою личную карму. Первым пунктом генеральной уборки кармы было «Простить всех обидчиков и попросить прощения у всех обиженных». Обидчиков я насчитала около трех. Матушку, Наташку намбер ту (за то, что ее братец вечно разносил обо мне сплетни, хотя, кстати, было бы логичнее заявить в обидчики его самого) и братца Ромку собственной персоной. А вот с обиженными было сложнее. Я точно знала, что всех не упомню. Поэтому я подумала и решила просить прощение оптом, у всех сразу. Наверное, все-таки это было неправильно. Но с первым пунктом я кое-как разгреблась, а вот на втором пункте срезалась. Казалось бы, чего сложного. Всего-то и надо было, что заказать молебен за всех умерших родственников. Как сейчас помню, я пошла в храм неподалеку от Проспекта Вернадского, который знающие люди рекомендовали как «благодатный». Там я отстояла сумасшедшую очередь за свечками, потом под злобное ворчание старушек в очереди писала имена всех умерших родственников, которых могла вспомнить. Память в условиях внешнего противодействия начала подводить. А когда меня спросили, все ли умершие были крещеными, я окончательно растерялась. Часть умерших была мне знакома понаслышке, некоторые всю жизнь прожили при атеистическом Советском Союзе. Сказать точно, кто был крещен, а кто нет, я не могла. Меня обругали, посоветовали ограничиться свечкой около… не помню, какого-то квадратного стола. И сказали, что мне надо каяться в своих грехах, не переставая. И что даже это вряд ли мне поможет. Мне показалось, будто на меня набросилась стая черных ворон в обличии пенсионерок с перекошенными от злости лицами. В общем, я поняла, что православный храм – это их территория, их прайд. Вернусь туда сразу после торжественного выхода на пенсию. А пока буду лучше играть в буддистскую игру самопознания. Говорят, она тоже очищает карму, а кроме этого она весьма увлекательна.
– Алло! Ты о чем думаешь? – пощелкала пальцами около моего лица Римма.
Я дернулась и вернулась к аудитории.
– Я? О том, что у меня нет никаких конкретных целей. Я вполне готова плыть по течению.
– Ага. Пока тебя не выловит из него твоя матушка и не займется твоей судьбой сама. Ты хочешь довести до этого? – намеренно напугала меня противная Римка. Я побледнела. О маме я пока вообще старалась не думать.
– Тогда надо все-таки взять ответственность за свою жизнь в свои руки, – сочувственно посмотрела на меня Таня Дронова.
Я растерялась.
– И что это значит? Мне надо что ли, на улице к мужикам приставать?
– Нет, конечно, – успокоили меня все. – Это они должны приставать к тебе.
– Интересно, с чего бы? Никогда не приставали, а теперь все как один с цепи сорвутся, – усомнилась я.
– Так раньше ты была кто? – ласково улыбнулась Римка.
– Кто? – отшатнулась от нее я.
– Тетеря. Тютя. Размазня.
– А теперь?
– Ты должна стать настоящей акулой. Стервой. Охотницей.
– Я? – от неожиданности я затрясла тем, что у птиц именуют гузкой.
– Именно.
– Я не смогу.
– Сможешь!
– Точно не смогу, – затрепыхалась, представляя, как охочусь на мужчин с гарпуном и гранатами, я. После этого Таня Дронова, от которой я уж никак не ожидала такой подлянки, использовала прием психологического давления, в простонародье именуемый методом трех «да».
– Ты согласна, что этот Мормон Петрович обошелся с тобой по-свински? – спросила она в первый раз.
– Да, – не нашла возражений я, потому что это именно так и было.
– Ты понимаешь, что мужчины в основном просто пользуются нами, используют нас по своему усмотрению? – спросила она во второй раз.
