— Поднимите ребенка, — не разжимая зубов, процедил Делайс. В последнее время царю было все труднее говорить, отвлекаясь от своих видений. Максимум, на что он был способен, это послушать, как сотница опросит нимф.
— Что сделал этот человек?
— Он вор, — хором заявили охотницы, указывая пальцем на сверток. — Он украл ребенка у верховной жрицы Апатуры.
— Это мой ребенок! — выкрикнул с земли несчастный. Он еще раз рванулся в сети, но белая гончая, державшая обе лапы у него на груди, щелкнула зубами у самого горла беглеца.
Делайс сделал в воздухе неопределенный жест рукой, который мог означать все, что угодно.
— Развяжите его, — перевела Бреселида.
— Это мой ребенок! — отбрыкиваясь от охотниц, орал «вор». Он оттолкнул одну из нимф, с остервенением дал собаке пинка и, вскочив на ноги, подбежал к царю. — Милосердия! Милосердия! — Руки беглеца вцепились в край седла «живого бога» так сильно, что лошадь Делайса шатнулась. — Они хотят убить моего ребенка! Разорвать его в борозде! Я украл свое!
Царь поморщился.
— Так чей младенец? — с усилием выговорил он. — Апатуры или твой?
Беглец повалился на колени.
— Ваше величество! Пещерная Мать понесла этого ребенка от меня. Я с прошлой осени служу Гераклом в святилище на горе…
Делайс страдальчески сдвинул брови и обернулся к Бреселиде.
— Верховная жрица Апатуры почитаема всеми, — немедленно отозвалась та. — А ты кто такой? — Серые глаза всадницы внимательно изучали лицо храмового бойца.
Вместо ответа беглец снова подался к царю.
— Я служил вашему отцу! — в отчаянии воскликнул он. — Я пленный здесь! Нас схватили позапрошлым летом, когда погиб номад Ферусы…
Даже под белой материей было видно, как побагровело лицо «живого бога». Делайс знал о предательстве Гекатея и иногда думал, что своей печальной судьбой искупает грех отца.
— Как тебя зовут? — беззвучно спросил он.
— Я Асандр. Брат Асандра Большого. Это мой ребенок. Они разорвут его…
Бреселида молча, тронула лошадь, подъехала к нимфам и без дальних объяснений забрала у них младенца.
— Привет, малыш, — шепнула она, отогнув край ветхого тряпья над красным от надсадного рева личиком. — Гикая, — всадница обернулась, — ты у нас привыкла возиться с детьми. — Кулек перекочевал на руки старой «амазонки». — Твой брат погиб на стене, — сказала сотница беглецу. — Теперь ты Асандр Большой, а это Асандр Маленький. — Женщина кивнула в сторону ребенка. — Никто его не разорвет. Вы поедете с нами.
Нимфы Апатуры опешили от такой наглости. На их глазах у святилища отбирали имущество. Пожертвованное паломниками прошлой осенью и давшее приплод!
— Правосудия! — подала голос старшая, обращаясь к царю. — Этот человек вор и бунтовщик. Он уже пытался похитить ребенка, поэтому его и заковали в колодки. Священное Дитя Апатуры — не та вещь, которую можно отобрать. — Она свистом подозвала собак, и вид у нее был далеко не дружелюбный.
— Ребенок, рожденный в храме, принадлежит богам, — поспешил подтвердить слова охотницы Агенор.
Бреселида глянула на царя. Она, и, не видя его лица, прекрасно поняла, в каком он настроении. По одному наклону головы было ясно, что Делайс намеревается разнести все.
Но голос из-под покрывала прозвучал на удивление спокойно.
— Кто тебе позволил говорить, женщина? Тем более возражать?
Нимфы разом помрачнели. «Живой бог» после очищения — это уже не просто царь. Он одной ногой стоит на жертвенном костре, а другой на небе. Все, к чему он прикасается, его неотъемлемая добыча. Каждое святилище готовит ему дары, и отказ послужит не к чести Апатуры. Пожалуй, и паломники начнут объезжать ее стороной, прослышав о святотатстве.
— Вам оказали великую честь, — заявила сотница. — А вы торгуетесь, как на рынке.
— Но мы уже много лет не дарили Трехликой младенца, зачатого в стенах святилища!
Царь устало склонил голову.
— После того, как «живой бог» будет сожжен, имеет ли смысл какая-нибудь другая жертва? — Он отвернулся от нимф и тронул поводья лошади, показывая, что разговор окончен.
Две «амазонки» помогли прихрамывавшему Асандру добраться до телеги, где кузнецы избавили его от колодки. Ребенок оставался на руках у Гикаи и угомонился тотчас, как только процессия снова тронулась в путь.
Переехать пролив посуху не удалось. До холодов было еще далеко, отлив не обнажил дна, и зеленая цветущая вода, нагнанная ветром из болота, стояла высоко. Возле городка Кепы царю и его спутницам пришлось нанимать грузовые лодки для перевоза. Это были небольшие усадистые суденышки с широкой кармой и открытыми трюмами для скота. Туда меотянки загнали лошадей, сложили тюки с провизией и дарами, а телеги оставили на берегу, твердо рассчитывая взять за проливом другие.
Асандр, все время от Майской горы до самых Кеп боявшийся спустить ноги с подводы, теперь пошел проведать своего малыша.
— Отойди, — небрежно кинула ему Гикая, сцеживавшая для крошки жирное кобылье молоко. — Теперь он не твоя забота. Вот встанет на ножки и научится сам есть, тогда забирай. А пока твои руки здесь лишние.
— Да он у тебя весь обделался! — возмутился бывший «Геракл».
— Ну и что? — пожала плечами старая всадница. — Здоровее будет. Поплывем на лодке, я помою его за бортом. И пеленки на ветру просушу. На-ка вот, попей, молоко осталось.
Асандр плюнул. Стоило спасть ребенка, чтоб он от одной бабы попал к другой! Однако если посмотреть здраво, то сам отец вряд ли знал, что делать с младенцем. Сейчас он хотел бы пробраться поближе к царю, поблагодарить его за спасение. Но после вспышки ясного сознания Делайс вновь погрузился в себя. Воистину жизнь играла с ним злые шутки! Бывает, что простолюдину снится, будто он царь и ходит в порфире. А проснется, хватает себя руками и натыкается только на лохмотья. Владыке же меотов казалось, что он нищий пастух. Вечно голодный и слегка тронувшийся мозгами от бесконечных побоев. У него был господин и были овцы, но не было собаки, с которой в обнимку можно скоротать холодные ночи в горах…
Сотница разъезжала взад-вперед, отдавая отрывистые приказания о погрузке и то и дело бросая на «живого бога» тревожные взгляды. Внезапно к ней на плечо спустился большой белый ворон и громко закаркал, а всадница угрюмо кивала, словно понимала, о чем он говорит.
— Я примерно нашел место, где обитает умалишенный, чьим безумием Трехликая щедро поделилась с Делайсом, — заявил Аполлон, потряхивая крыльями. — Это святилище Серпа в Таврских горах. Ваш путь к Долине Духов лежит мимо него…
— Я знаю, — прервала его Бреселида. — Над ним старая рефаимская крепость. Там обитает странный народец. У меня есть знакомые среди их торговцев.
— Хитрая девочка, — похвалил Феб. — Везде-то она всех знает! Порой мне кажется, что тебе покровительствую не я, а проныра Гермес. — Он посерьезнел. — Бойся этих людей, ибо они были соль от соли земной, а стали прах от праха. Когда все заливало водой, на вершинах гор кое-кто уцелел. Они потомки очень древних великих народов и никому в этом мире не родня. У них свой закон, а кто вне его, вряд ли человек.
