Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
Возможно, вскоре нас не будет удивлять и ситуация Нилы, девушка которой Ханна помогает ее мужу с тремя детьми, пока Нила в командировке. Или ситуация Оливье, парень которого Андреc приезжает к нему на выходные, в то время как его жена уходит спать в соседнюю спальню. Узнав об этом, их сын-студент первым делом воскликнул: «О, так у папы есть парень? Мам, может, и ты себе девушку заведешь?» Или ситуация Келли и Бентли, которые съезжаются с другой парой, чтобы стать тетрадой и растить детей вместе. Все эти формы отношений наглядно демонстрируют происходящий сдвиг от унаследованных социальных структур к оригинальным импровизациям.
Новые структуры рождают новые дилеммы. На семинаре в Лондоне я встретила давно женатых Дебору и Уильяма, которым уже за сорок, и их любовницу Эбигейл, которая уже два года состоит в отношениях с ними обоими. Эбигейл под сорок, и ее биологические часы с каждым днем тикают все громче. Их необычный союз был прекрасной историей любви, но теперь они зашли в тупик. Эбигейл хочет ребенка; Дебора воспитывает троих детей и с радостью готова принять у себя дома четвертого, однако она не хочет, чтобы биологическим отцом становился Уильям. Это они оставили для себя. Проблема в том, что Уильям не хочет, чтобы Эбигейл спала с другими мужчинами. Как ей быть? Она заморозила яйцеклетки и ищет донора спермы, но при этом ее мучает глубокий экзистенциальный вопрос: «Я просто дополняю их жизнь или мы строим жизнь вместе? Каково мое место в их отношениях?» Эбигейл жаждет, чтобы ее существование узаконили, однако даже не представляет как.
Многие люди ищут возможности спокойно проанализировать чувства вроде ревности и не услышать при этом, что само наличие подобных чувств доказывает, что их групповые отношения не работают. Другие ищут совета, как справиться с предельной честностью, которая царит в их отношениях.
Если и есть человек, который в этом спец, так это Диана Адамс. Юрист за тридцать, Диана – активная сторонница альтернативных отношений и семей. Она стремится предоставить им как можно большую юридическую стабильность, помогая составлять четкие соглашения и решать возникающие споры. Как она сама, так и ее партнер Эд (с которым мы уже встречались в этой главе) активно участвуют в жизни полиаморного сообщества.
В отличие от тех, кто ищет секса без обязательств или коротких интрижек, полиаморы (с 2006 года этот термин зафиксирован в Оксфордском словаре английского языка) подчеркивают важность создания глубоких связей. Они делят со многими партнерами не только секс, но и любовь, не говоря уже о быте. Полиаморы склонны серьезно относиться к своему стилю жизни, утверждая, что он требует вдумчивости, зрелости и огромного объема коммуникации – отсюда и распространенная в полиаморных кругах шутка: «Свингерам – секс. Полиаморам – разговоры».
Если серьезно, полиамория набирает обороты как в США, так и по всему миру. Многие из тех, кто предпочитает такой стиль жизни, подходят к нему творчески, что дает им большую свободу выбора, простор для актуализации и гибкость. Неудивительно, что концентрация полиаморов особенно велика в центрах стартап-культуры вроде Силиконовой долины.
Меня поражает, что полиаморный стиль жизни предполагает не только секс и свободу. Фактически он представляет собой новый тип организации общества. Ее гибкая сеть привязанностей, в которой есть несколько родительских фигур, создается в попытке компенсировать изоляцию, ощущаемую многими современными парами, оказавшимися в ловушке нуклеарной модели. Эти разносторонние любовники ищут новый смысл коллективизма, общности и идентичности – тех аспектов жизни, которые ранее определялись традиционными общественными и религиозными институтами.
Современный идеал индивидуализма весьма притягателен, однако он оставляет многих из нас в ловушке неопределенности. Полиамория уважает все эти ценности, не ставя их в коллективный контекст.
Само собой, в ней есть свои проблемы. Паскаль Брюкнер пишет: «Свобода не лишает нас обязательств, а наоборот, их увеличивает. Она не облегчает нашу ношу, а делает ее лишь тяжелее. Она решает меньше проблем, чем рождает парадоксов. Если этот мир порой кажется грубым, это происходит потому, что в условиях «эмансипации» автономия каждого человека сталкивается с автономией окружающих и в результате повреждается: никогда еще людям не приходилось нести на себе груз столь многих ограничений». Столкновение автономий ставит под удар любой современный роман, однако в полиаморных отношениях простое столкновение превращается в крупную аварию.
Когда правила нарушаются, это оказывает влияние на всю систему отношений. Следует ли изгонять нарушителя из группы? К примеру, если один из ваших любовников «изменил» вам, вступив в тайные отношения, хотя вы договорились о прозрачности, означает ли это, что остальные ваши любовники теперь тоже должны с ним порвать? И как следить за таким количеством отношений? Одна моя полиаморная подруга рассказала, как однажды радостно вела секс-переписку с новым парнем, уверенная, что они оба свободны встречаться с людьми на стороне. Потом от общей знакомой она узнала, что у парня есть девушка, с которой он договорился о моногамии. «Меня как дубиной по голове огрели. Переписываясь со мной, он изменял ей. Меня без моего согласия втянули в измену, я была просто опустошена».
Полиаморы склонны очень серьезно относиться к своей приверженности прозрачности и индивидуальной свободе – многие из них и вовсе убеждены, что ведут себя благороднее сторонников моногамии, которые не чураются неверности и лжи. Их критикуют за некоторое высокомерие и склонность полагать, будто они вправе получить все и сразу. Более того, зачастую люди недооценивают глубину самопознания, которая необходима для столь изощренного нарушения границ. Свобода налагает на нас обязательство знать, чего мы хотим. Пускай это и так, полиаморный эксперимент представляет собой естественное порождение общественного стремления к расширению личной свободы и свободы самовыражения.
Наступит ли тот день, когда признание получат групповые формы брака, а партнеры по триадам и тетрадам смогут официально оформлять отношения? Возможно. Но пока Диана Адамс более заинтересована в расширении социальной защиты для альтернативных семей. Она говорит, что признание однополых браков стало важной победой в движении за права гомосексуалов и спровоцировало разговор о смысле брака и любви, однако в то же время его можно считать проявлением «квир-критики нуклеарной семьи и традиционной моногамной сексуальности». То же самое верно и в отношении противников моногамии. «[Вместо того чтобы] запихивать людей в институт брака, – говорит Диана, – мы хотим заставить государство отказаться от принятия решений о предоставлении налоговых льгот, страховки здоровья и иммиграционного статуса на основании того, кто с кем спит».
Ее слова напомнили мне о покойном психологе и гей-активисте Майкле Шерноффе, который критически отзывался о переходе от ситуации, в которой «мужчины-геи радикально трансформировали американское общество», к ситуации, в которой мужчины-геи «ассимилируются в консервативной и гетеронормативной среде». Он называл консенсуальную немоногамию «живым, нормативным и здоровым аспектом» жизни гей-сообщества и беспокоился, что признание гей-браков может приравнять эту «почтенную многолетнюю традицию» к категории измен. «Пары, которые успешно договариваются о сексуальной неисключительности, – писал он, – сознательно или бессознательно ведут подрывную деятельность самым что ни на есть конструктивным образом… бросая вызов патриархальному представлению о существовании единственного «верного» и «правильного» (гетеронормативного) способа организации любовных отношений».
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
