Книга Не боюсь Синей Бороды - Сана Валиулина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 112
– Спит еще, что ли? Ты чего, совсем с ума сошла, разбаловала парня, во что вы его тут без меня превращаете?
Мать хмыкнула.
– Уймись, и потом, кто это – «вы», интересно? Ты, давай, на работе своих оборванцев воспитывай. А здесь нечего к ребенку приставать.
– К ребенку… да я в его возрасте…
– Лес валил, дороги строил, снег убирал, знаем, знаем мы про ваши университеты. Пускай поспит еще, сегодня всю ночь на ногах. Устал он.
– Да от чего он устал-то? От каникул, что ли?
– Подрастающий организм, вот от чего. И потом, он мальчик нежный, чувствительный. Не то, что ты.
– Тем более, – не сдавался отец. – Значит, надо его закалять, а то пропадет.
– Ладно, как-нибудь без твоих советов обойдемся, сами педагоги. Подумаешь, как закалялась сталь. Сейчас другие времена.
Отец уже отошел от кровати и выгружал на стол продукты.
– Ну мать, ты даешь. Я, между прочим, тоже очень даже чувствительный и всю жизнь от этого страдаю.
– И я тоже страдаю, – ответила мать. – Только ты у нас, майн херц, не то чтобы чувствительный, а скорее темпераментный, со всеми вытекающими последствиями.
– Страдания не такой уж юной Катерины, – сказал отец. – Прямо по Гёте живем.
– Молодец, – засмеялась мать, – все-таки ты научился чему-то у своей холодной немецкой половины.
– Жить надо благородно, ты права, Катерина. Гёте, Тургенев, Толстой. Но и о хлебе насущном нельзя забывать.
Тут отец замолчал, создавая торжественный момент. Мать тоже помалкивала.
– Меня вчера, дорогая и любимая жена Катерина, на общем партийном собрании избрали парторгом.
– Да ты что? И Сан Саныч проголосовал? Он же сам в парторги метил.
– Да он мою кандидатуру и выдвинул, чтобы, не дай бог, Юрика не выбрали. Он же с его женой крутил, у них это дело в сауне началось, ты, может, помнишь, ну, когда мы там 7 ноября отмечали. Сан Саныч ее как увидел в купальнике, так и обомлел.
– Можешь не продолжать, я все поняла. Праздник помню смутно, у вас что ни красный день календаря, то баня.
– А как же? Это называется культурный отдых. Повезло нам с коллективом.
– Да уж точно, дружный коллектив. Только дай выпить и позажигать во славу родины. Так что нервничал, значит, Сан Саныч из-за своей русалки.
– Вот именно что не из-за своей. Своя у него в полном порядке, в Финляндию ездит два раза в год, чемоданами тряпки привозит… Ну а ты как думала? Его бы Юрик заживо сожрал, а теперь парторг его лучший друг, и коллектив доволен, а это самое главное. Сан Саныч-то у нас бани организует на высшем уровне, ну и вообще, у него все бармены в Таллинне лучшие друзья. Ну и нам хорошо…
Отец прошел к двери, подхватил ведро и, подойдя к окну, пристроил его куда-то в угол и опять заговорил, от возбуждения расхаживая по комнате.
– Я тебе вот что скажу, мать, будем расширяться и жить, не хуже эстонцев, это я тебе гарантирую как любящий муж и новоиспеченный председатель партийной организации. Зарплату прибавят – раз, участок хороший дадут – два. Будем строиться наконец, теперь и с материалами не проблема. Хочу, чтоб из дерева все было, чтоб натуральное, чтоб дышало. И Гришка поможет со своими ребятами. Участок это да, хочу, чтоб нос к морю, чтоб йод – раз и в организм, без препонов, а в спину чтоб лес, тишина, грибы, ягоды, но и от города недалеко. Сауну построим, огород посадим, сад разобьем с камином, тюльпаны разведем голландские, и станешь ты у меня, Катерина, на старости лет помещицей…
Мать посмеивалась, разворачивая пакеты, передвигая что-то и шурша бумагой.
– Ладно-ладно, посмотрим, товарищ помещик, давай сначала завтракать садись…
– Да чего «ладно», все будет как я тебе говорю, не сомневайся, и сады цветущие, и парники с помидорами, и беседку поставим, чтобы чаи гонять, беседы светские вести, ну и классиков читать, само собой, Гёте там или Шиллера. А если хочешь, можно и китайский домик построить в виде пагоды, прям как в царских садах, Гришка все умеет. А потом пиры будем закатывать на весь мир, что я, зря пахал всю жизнь и в детстве крапиву ел.
– Ну про твое детство мы уже слышали, и не раз, а пашут на заводах и на фабриках, а у вас все так больше языком чешут.
– Так это ж идеологическая работа, Катерина, это знаешь какая ответственность. Это понимать надо. Классовое сознание надо повышать? Надо. А моральный облик еще паче. Что нам наказывал товарищ Брежнев на прошлом съезде? А товарищ Кябин? Вот ты не знаешь, а мы это, между прочим, изучаем и внедряем…
– Ладно-ладно, – говорила мать, – ты лучше ветчину ешь, а то она уже вон на солнце плавится. И не забывайся, пожалуйста, друг мой, со своей идеологической работой, здесь все-таки приличное общество. Вот уже и Андрюшу разбудил своей идеологией, видишь, он лежит смеется…
– Так ты не спишь, мерзавец? Слышал все? Ну привет, сын. А я мясо твое любимое привез. Баранина первой и единственной свежести. Прямо с комбината. То ли еще будет.
– Это точно, – сказала мать. – Скоро жить будет еще лучше и веселее.
Вся компания, увешанная ведрами и пакетами, еще тащилась по дороге, а он уже успел добежать до большого камня. Сегодня почему-то лезть на него не хотелось. Хватит покорять вершины. Положив на камень ладонь, Андрей стал медленно обходить его. Сделав два круга, он прислонился к нему спиной и закрыл глаза, вспоминая, как он в первый раз залез на камень по отцовским плечам. Ему, наверное, тогда было лет шесть. Внутри все дрожало, но пока он чувствовал тепло отцовских рук и плеч, свою связь с ним, ему было не так страшно. Когда же он обеими руками ухватился за плоский верх, уже почти во весь рост стоя на плечах отца, дрожь оборвалась, и вместо нее в тело пополз холод камня, который ждал его, угрюмый и неподвижный. Он покачнулся, и отец, видимо догадавшись, что он боится, крепко сжал его лодыжки и что-то бодро выкрикнул, перекрывая ему дорогу назад. Тогда Андрей стал подтягиваться на руках, все выше и выше, скользя пальцами по гладкой поверхности, касаясь подбородком холодного камня и думая, что никогда не доберется до вершины, пока грудь его вдруг не уперлась в край, и вот он уже, извиваясь змеей, полз животом по камню, даже не заметив, как ноги оторвались от отца. Какое-то время он лежал, не в силах поднять голову и вбирая в себя холод ледников, навсегда поселившихся в камне. Снизу слышались возгласы: «Андрей, Андрюша», но он молчал, прижав ухо к большому камню и стараясь услышать в нем грохот великого движения, миллионы лет назад пригнавшего камень в Руха.
Опять послышались голоса и смех, компания приближалась, вырывая его из одиночества, которое он разделял с камнем, и оттого приятное ему. Народ, собравшийся праздновать Иванову ночь, был свой. Отец с матерью да пара-тройка старых знакомых из Ленинграда и Москвы, которые каждое лето приезжали в Руха. Он различил голос отца, тот рассказывал, что баранину надо мариновать по-грузински, с белым вином, уксусом, хмели-сунели, чесноком, и с самым важным ингредиентом – временем. Мясо должно обязательно пролежать в маринаде не менее суток. «Ну это у них, в Грузии, они там до ста живут, куда им спешить. А у нас тут инфаркт на инфаркте, хорошо, если до пятидесяти дотянешь», – бурчал кто-то. – «Вот потому и доживают, что не спешат, – отвечали пессимисту. – У них там горы, кинза и до Кремля далеко, почему не пожить?» – «А у нас море, финское телевидение и до Кремля тоже вроде как не рукой подать, – говорил оптимист. – Это вот москвичам, да, тем не позавидуешь». Тут опять зазвучал басок отца, но Андрей, оторвавшись от камня, уже бежал дальше.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 112
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Не боюсь Синей Бороды - Сана Валиулина», после закрытия браузера.