Так начинает Кригман, говоря скороговоркой и с хрипотцой в голосе. Показав, как Вселенная возникла из «почти Ничто», он принимается объяснять ошеломленному Дейлу, что это «почти Ничто» появилось из абсолютного Ничто.
«Представьте себе пустоту, полнейший вакуум. Однако стойте, в ней что-то есть! Что? Точки, из которых могут сложиться фигуры. Как бы пылевидное облако безразмерных точек…»[17] В этом клубящемся облаке, продолжает он, точки случайно собираются в узлы или «вмерзают» в небольшое структурированное пространство-время. «Проросло семя, из которого разовьется Вселенная», – говорит Кригман. А когда вы получили семя, то «бум! Он, Большой взрыв».
А откуда взялась первозданная пыль из точек? Из абсолютного Ничто! Точка и антиточка отделяются друг от друга в пустоте, подобно +1 и —1, отделяющимся от нуля. «Вот, на месте Ничего мы имеем два объекта», – говорит Кригман. Антиточка – это просто точка, движущаяся назад во времени.
«Облако точек рождает время, время рождает облако точек, – заключает Кригман. – Красотища, правда?»
Так и хочется сказать вместо онемевшего Дейла, что это и впрямь красотища – в качестве примера доказательства по кругу. Чтобы возникла первозданная пыль из точек, требуется время. Однако именно конфигурация, принимаемая этими точками, и составляет время!
Безусловно, Апдайк не имел в виду, что мы слишком серьезно отнесемся к этим идеям. В конце концов, их высказывает персонаж романа, причем несколько нелепый персонаж. В присланной открытке Апдайк написал, что заимствовал большинство высказанных идей у британского химика и откровенного атеиста Питера Эткинса. Как я обнаружил, сам Эткинс понимал, что его космогоническая схема образует замкнутый круг, в котором время требуется для того, чтобы появились точки, а точки нужны, чтобы возникло время. Он назвал это «космическая самозагрузка»163 и на этом успокоился. Тем не менее Апдайк явно размышлял над тайной бытия с научной точки зрения, а также под теологическим углом. И это вполне достаточная причина, чтобы поинтересоваться, к каким выводам он пришел.
Апдайк позвонил мне из своего дома в городе Ипсвич в штате Массачусетс, к северу от Бостона. В трубке было слышно, как играют приехавшие к нему в гости внуки. Он заговорил характерным мягким и мелодичным голосом, и я представил себе его густые седые волосы, изогнутый клюв носа, пятнистую от псориаза кожу, а также его привычное выражение лица – как однажды выразился Мартин Эмис, Апдайк имеет вид человека, «зажатого смущением от аппетитных шуточек»164.
Я начал с того, что спросил у Апдайка, верно ли, что теология Карла Барта в самом деле помогла ему пережить трудные времена в жизни.
– Я действительно говорил такое, и это в самом деле так, – ответил он. – Я наткнулся на Барта, когда Кьеркегор перестал служить мне утешением и Честертон больше не помогал. Барта я обнаружил через серию выступлений и лекций под названием «Слово Бога и слово человека». Он не пытался играть в какие-то игры, рассматривая Священное Писание как исторический документ или что-то еще. Он просто заявил, что это вера: хотите – верьте, не хотите – не верьте. Так что да, я нашел в Барте утешение, и пара моих ранних (ну, вообще-то не совсем ранних) романов в какой-то мере написаны под его влиянием. «Кролик, беги» определенно выражает мнение Барта с точки зрения лютеранского священника. А в «Россказнях Роджера» доктрина Барта является для Роджера единственным убежищем от противников, осаждающих его со всех сторон и пытающихся лишить его веры, – как от науки, которую Дейл пытается использовать в пользу своих деистических представлений, так и от теологии, разбавленной либеральными ценностями. С другой стороны, эта книга в некотором роде содержит и критику взглядов Барта за их ужасную сухость и замкнутость на себе. Дейл по крайней мере пытается примирить свое христианство с наукой в ее нынешнем состоянии. А книга в целом – что-то вроде любовного треугольника, в котором Роджер, верно или неверно, воображает, что его жена завела интрижку с юным Дейлом и встречается с ним в ее студии. Поэтому конфликт между двумя мужчинами сводится к этакой борьбе за… как там ее…
– Эстер, – подсказал я.
– Точно, Эстер… Мне она нравится, она одета в такое полосатое, как у пчелки, платье… большие широкие полосы охватывают ее бедра. И вот Роджер старается организовать вечеринку, чтобы несколько ученых с хорошо подвешенным языком пришли и разнесли естественную теологию Дейла по кирпичику.
– Должно ли их описание возникновения Вселенной из пустоты быть убедительным?
– Не совсем, к стыду для науки. Наука, подобно теологии в былые времена, мечтает объяснить абсолютно все. Но как можно перепрыгнуть через громадную пропасть между Ничто и Нечто? Причем не просто «Нечто», а целой Вселенной. Она… Она такая огромная. Ух! Я хочу сказать, что Вселенная больше, чем то, что мы можем себе вообразить, в квадрате!
В голосе Апдайка слышалось искреннее восхищение.
– Интересно, что некоторые философы были поражены самим фактом того, что Нечто вообще существует, – сказал я. – Например, Витгенштейн написал в своем «Трактате», что загадка не в том, как мир устроен, а в том, что он вообще есть. И, конечно, Хайдеггер тоже много говорил об этом. Он утверждал, что даже люди, которые никогда не задумывались над тем, почему существует Нечто, а не Ничто, все равно ошеломлены этим вопросом – неважно, осознают они это или нет, – например, в моменты скуки, когда кажется, что лучше бы в мире вообще ничего не было, или в моменты счастья, когда все преображается и мир видится в новом свете. Однако я встречали таких философов, которых существование мира ничуть не удивляет. И порой я с ними соглашаюсь: бывает такое настроение, когда вопрос «Почему существует Нечто, а не Ничто?» кажется мне бесцельным. Но в другом настроении он, напротив, представляется чрезвычайно глубоким. А что вы об этом думаете? Вы когда-нибудь размышляли над этим вопросом?
– Уж слишком благородное слово «размышлять», но я в самом деле принадлежу к тем, кто считает существование мира чудом, – сказал Апдайк. – Это последнее прибежище естественной теологии, из-под которой уже выбили столько опор: первый принцип Аристотеля, движущая сила Фомы Аквинского… они ушли, но загадка осталась: почему существует Нечто, а не Ничто? Джордж Стайнер не столь известный мыслитель, как Витгенштейн, но я помню, что он поднимал этот вопрос. Последнее, что я слышал, – Стайнер считает существование мира удивительным и достаточно загадочным, чтобы поддержать какую-то веру.
– Я не знал, что Стайнер… – начал я.
– Да-да, я тоже удивился, что он интересуется этим вопросом, – продолжал Апдайк. – И я не могу вспомнить, где именно он про это писал. В произведениях Стайнера есть теологическая составляющая, но она не во всем заметна. Однако обыватель с научными склонностями видит основную надежду в объяснении «Нечто из Ничто» в квантовой физике, где виртуальные частицы постоянно появляются из вакуума и вновь в него возвращаются. Время их существования удивительно ничтожно, тем не менее нельзя отрицать сам факт их существования.
