– Вон твои Кашки? – махнула Ганна рукой в сторону джипа.
Голос ее был сердит, как у обиженного ребенка.
Роман обнял ее за неохватную талию, притянул к себе.
– Спасибо тебе за все, Аня. Ты даже не представляешь, что ты для меня сделала.
Ганна натянула вожжи, повозка остановилась.
Из джипа вышел Метек, несколько оторопело поглядывая на непонятную парочку.
– До свидания, Аня. Всего тебе хорошего.
– До свидання… – всхлипнула та.
Роман спрыгнул с повозки и подбежал к джипу.
– Едем… – все еще не оправившись от удивления, кивнул тот.
Он сел за баранку, завел двигатель. Двигатель заурчал негромко, бархатисто, джип бесшумно покатил по проселочной дороге.
Роман обернулся. Повозка так и стояла у поворота. Ганна сидела на своем ящике, смотрела вслед.
У Романа сдавило сердце. Еще одно расставание. А ведь стали близкими людьми. Жаль.
Он сел прямо, покосился на Метека.
– Красивая женщина, – сказал тот с видом знатока.
Роман взял с приборной панели сигареты, закурил.
– Да. Она мне очень помогла.
– Я понял.
Джип мягко покачивался на дорожных неровностях и ходко шел вперед. Темнело. Метек включил фары, дорога резко сузилась. Сбоку набегали деревья и тут же уносились прочь.
Роман уже перестроился и оставленную позади повозку не вспоминал. Большее, чем должны быть такие воспоминания, – обрывками дневной дремы, игрой воображения, книжной страницей. Иначе будет слишком трудно жить. А так перелистнул страницу – и существуешь дальше, тихий, ровный, невозмутимый. Как оно по роду занятий и полагается.
15 июня, Польша, вечер
Дождавшись, когда Роман покурит и переведет дух, Метек неторопливо приступил к уточнению деталей операции.
– Я могу узнать, что произошло, Роман?
– Да, Метек, конечно, – кивнул Роман, включаясь в работу. – Помнишь ту пани, с которой я приехал в Варшаву?
– Да, конечно! Пани с норовом.
– Она не только с норовом, – усмехнулся Роман. – Она еще и с сюрпризами.
– То было ясно.
– Да, – согласился Роман. – В общем, пани оказалась двойным агентом. Она похитила микропленку с очень важными документами.
– Ага!
– Накачала меня снотворным, и я оказался в плену. Ну, плен – это долгая песня, да и не суть важна. Главное, что Марта находится сейчас в пансионате «Старая сова», и пленка при ней.
– Мы должны забрать пленку, – констатировал Метек.
– Совершенно верно.
Метек сосредоточенно вел автомобиль по узким лесным дорогам, сверяясь время от времени с картой. Роман понял, что они держат путь на «Старую сову», причем Метек едет кратчайшим путем.
– Скоро мы там будем?
– Примерно через два часа. Тут всего семьдесят километров, но трасса сложная, сам видишь.
Он как раз сделал крутой поворот, после чего дорога пошла по каменистым косогорам.
– И спешить нам пока некуда, – добавил Роман.
Пока некуда было спешить, он подробно рассказал Метеку, что представляет собой пансионат. Правда, сам он видел его в темноте. Но от этого ценность его сведений не уменьшалась, поскольку навестить «Старую сову» им предстояло как раз таки ночью.
– Охраны там серьезной нет, – говорил Роман. – Но есть огромный человек по имени Адам. Он вооружен двустволкой, в которой, как я понимаю, далеко не утиная дробь. И вдобавок у него есть две овчарки, которые стоят десяти сторожей. Поэтому придется действовать жестко.
– Добже, – кивнул Метек, не выказывая и тени сомнения. – У меня есть кое-что с собой. Думаю, против собак это хорошо подействует.
Роман убедился, что в напарники ему попался человек стоящий. До сих пор он все делал именно так, как нужно было делать. Ни единая просьба или пожелание не вызвало у него ни протеста, ни отговорки. По прежним операциям Роман знал, что Дубинин обладает отличным, если не сказать выдающимся, умением подбирать людей. Кажется, не подкачал он и на этот раз.
– Как думаешь забраться внутрь? – спросил Метек.
– Пока не знаю, – честно сказал Роман. – Посмотрим по обстановке.
Метек только кивнул.
Они ехали по узкой одноколейке в полной темноте. Если бы навстречу попался автомобиль, то разминуться с ним было бы проблематично. С одной стороны шел густой лес, с другой высились крутые скалы. Порой скалы тесно нависали с двух сторон.
Но встречные авто не попадались. Джип ехал себе и ехал, изредка сворачивая на другую дорогу. Роман взял карту, быстро в ней разобрался и подсказывал Метеку повороты, как заправский штурман.
Вспомнилось некстати, как ехали по Парижу с Мартой и она точно так же вела его по карте к улице Готье. Ночка выдалась беспокойная, но с врагами было успешно покончено, и он уже настраивался на тихое завершение задания. Марта казалась подавленной, измученной, послушной, и кто бы мог подумать, что все эти психологические тонкости были рассчитаны ею с дьявольской точностью? Роман все текущие странности ее поведения списывал на природную вздорность характера, и до последнего, до того, как она залезла к нему в куртку за пленкой, не подозревал двойной игры.
Век живи, век учись.
– Скоро подъезжаем, – сказал Метек, бросив взгляд на карту.
– Да, скоро, – отозвался Роман.
Один вопрос не давал ему покоя: как быть с Мартой? По всем статьям, пулю в лоб подлой изменнице, и вся недолга. Отомстить за себя, конечно, в первую очередь, за тот проклятый котел и за вилы, едва не пропоровшие его насквозь. Ну, и наказать за «развод» Конторы. Это дело обычное, престиж фирмы надо блюсти, чтоб другим неповадно было.
Но Роман сомневался в глубине души, что у него поднимется рука хладнокровно пристрелить ее. Она, конечно, тварь, но тварь, во-первых, красивая, во-вторых, талантливая. А талант всегда жалко губить, в каких бы интересах он ни использовался. И, опять же, не по-мужски, применительно к ситуации.
Роман помнил, что в приключениях безукоризненных друзей-мушкетеров его неожиданно сильно смутила казнь миледи. Кажется, и заслужила, гадина такая-разэтакая, и в того стреляла, и ту отравила, и еще кучу всего нехорошего сделала. Но когда четверо вооруженных до зубов мужчин, и не просто мужчин, а бывалых вояк, посредством нанятого палача рубят голову беззащитной, связанной женщине, это выглядело как-то не слишком высокоморально. Ну, утопили бы или, на худой конец, сгноили в темнице. Так нет, устроили показательную казнь, поучаствовали в качестве зрителей. Тьфу. Подобное благородство было противней милединых подлостей. И героический флер мушкетеров от этого си-ильно тускнел. Может, у французов оно и нормально, и даже романтично, но по-русски это выходило как-то мелкотравчато и несоразмерно свирепо.
