Он застыл с открытым ртом. И неудивительно: Эринг изволил явить свой сонный лик. Хель его принесла! Растрепанный, помятый, в рубашке, выбившейся из-под пояса брюк, босиком… Словом, выглядел он по-домашнему.
— О, гости? Здравствуйте! — заявил он жизнерадостно, широко зевнул и почесал живот.
Убью! А потом вскрою, чтобы проверить, есть ли в его черепе хоть капля мозгов. Вдох-выдох-вдох-выдох.
— Эринг, переоденься, пожалуйста, — попросила я очень мягко.
Он ойкнул, всплеснул руками и убрался, бросив напоследок короткое:
— Извините!
Впрочем, без особого раскаяния.
Доктор проводил его очень задумчивым взглядом. Хель! Надеюсь, он не любитель почесать языком?
— Простите, — сказала я с улыбкой, — мой друг сильно устал на работе.
Доктор Рунульф замахал руками.
— Конечно-конечно! Не извиняйтесь. Я понимаю вашего… друга.
Захотелось допить коньяк. Залпом. Всю бутылку.
Придушу Эринга! Зачем давать маме лишние козыри?!
* * *
Коллега сослался на дела и принялся откланиваться. Обрадовал медсестру грядущим ночным дежурством, дал ей пространные инструкции.
— Если вдруг что, сразу вызывайте меня. Не тяните! Хотя бы неделю-две надо внимательно понаблюдать.
— Конечно, доктор.
— Вот мой номер, — он протянул мне карточку. — А, да. У вас же нет телефона?
— Будет, — пообещала я, убирая визитку в карман. — Я завтра же договорюсь об установке.
— Отлично! — обрадовался он.
Пожал мне руку и отбыл.
А через несколько минут после его ухода в дверь снова позвонили. Само собой, открывать пришлось мне. Вряд ли Бирта скоро приступит к своим обязанностям. Я распахнула дверь, и заготовленное: «Мне ничего не нужно!» замерло на моих губах. Или замерзло? Потому что это оказался Исмир с букетом ледяных роз.
— Добрый вечер, — сказал он без улыбки. — Позволишь войти?
— А. Конечно, — я посторонилась, впуская Исмира, и приняла цветы.
— Привет! — и Эринг тут как тут. — Милые цветочки.
Я медленно обернулась.
Эринг — по-прежнему полуодетый! — широко улыбался. Это еще что за демонстрации? Захотелось схлопотать букетом по физиономии?
— Добрый вечер, — ответил Исмир, прищурившись.
Эринг переступил босыми ногами и заявил нагло:
— Вы же ненадолго, да? А то мы хотели пораньше лечь спать…
Так. Сейчас я кому-то сделаю лоботомию, если там есть, что удалять. И ведь понимает же, поганец, что творит!
— Ясно, — процедил Исмир и перевел на меня взгляд. Не глаза, а колючие голубые льдинки. — Извини за несвоевременный визит.
Надрывно заревел младенец. М-да, веселенькая ночка предстоит. Как же мне все это опостылело!
— Так! — я сунула цветы обратно Исмиру, глубоко вздохнула и рявкнула: — Идите вы… отсюда. Оба! Хватит с меня необузданных страстей и выяснения отношений. Ну?
Эринга как ветром сдуло. Он-то знал меня лучше. Зато Исмир не двинулся с места, только букет положил на столик.
— Регина…
Я подняла руку.
— Повторяю. С меня хватит. Давай поговорим завтра.
Он добела сжал узкие губы и вдруг оказался рядом.
— Мне не нравится, что Эринг спит… — пауза и: — у тебя.
Надо же, сумел-таки проглотить «с тобой»!
— Очень жаль, — произнесла я сдержанно.
Голубые глаза сузились, на заострившихся скулах блеснули льдистые чешуйки.
— Жаль? — повторил он медленно. — Это все, что ты можешь сказать?
Наверное, будь я в нормальном состоянии, коленки бы затряслись. А так хотелось только лечь, закрыть глаза и получить законные восемь часов покоя.
— А надо что-то еще? — вопросом на вопрос ответила я.
Он нахмурился и скрестил руки на груди.
— Не делай вид, что не понимаешь.
— Не понимаю, — возразила я. — С какой стати я должна перед тобой отчитываться?
На этот раз Эринг появился вовремя. С топотом пронесся вниз по лестнице, затормозил рядом со мной и ловко чмокнул в щеку:
— Извини, мне пора!
Подхватил свое пальто, покрытое уже засохшей грязью, и был таков.
Исмир, еще пару мгновения посверлив меня взглядом, отрывисто кивнул на прощание и тоже ушел.
Уф! Я перевела дух.
Не спорю, секс — штука приятная и полезная для здоровья… Но как же это все утомительно!
* * *
Перед сном еще следовало заглянуть к Бирте. Неприятные вещи не стоит откладывать на потом, лучше вскрыть, как абсцесс.
Я по-быстрому сжевала на кухне бутерброд и отправилась в комнату служанки. Для приличия постучав в дверь, поинтересовалась негромко:
— Можно?
— Входите! — бодро отозвались изнутри.
Медсестра суетилась немного в стороне. Она уже успела переодеть и расчесать Бирту, навести порядок в импровизированной палате и даже раздобыть где-то пеленки и нарядные ленты. Надо думать, Бирта заранее готовила приданое для малыша. Новорожденный тихо сопел на груди усталой молодой матери Умилительная картинка, прямо хоть сейчас на открытку. Впрочем, лучше подождать, пока ребенок станет не таким багровым и сморщенным.
Я подошла ближе, присела на стул рядом с постелью, покосилась на сморщенное личико. У меня детей не будет — внебрачного ребенка мне не простят, а замуж я не собираюсь.
— Госпожа, — негромко и хрипловато сказала Бирта. В глазах ее блестели слезы. — спасибо вам! Вы позвали доктора и… И даже назвали моего малыша! Это такая честь! Я вам очень, очень благодарна!
Я вздохнула.
— Боюсь, все не так просто.
В больших светлых глазах мелькнула настороженность. Надо думать, она решила, что я заговорю о деньгах, потому что начала сбивчиво:
— Вы не думайте, я… я отработаю! Я…
Я подняла руку.
— Не в этом дело. Послушай, — я прикусила губу, мучительно подбирая слова. От усталости в голове мутилось. А, к Хель! И я сказала напрямик: — Я назвала твоего сына Офейг — «не обреченный на смерть». Доктор Рунульф говорит, что ребенок был нежизнеспособен.
Бирта вскрикнула и побледнела.
— Сейчас с ним все в порядке, — продолжила я быстро, пока она не успела напридумывать ужасов. — Но ты должна знать, что теперь он — посвященный Хель.
— Что? — спросила она слабо.
Я объяснила предельно четко:
— Офейг — будущий Проводник мертвых.
